Даниил уже не удивлялся тому, что дети подчас обнаруживались везде, даже там, где их быть не должно по определению. Не удивлялся и тому, что они выживали там, где не нашлось ни одного взрослого человека, способного противиться Смерти. Не удивлялся их серьёзным глазам и таким рассуждениям, которых он не слыхал даже из уст местных власть имущих — впрочем, на поверку их правление оказалось хрупким, как тростник перед ураганом, и безжалостная стихия унесла их. Даже не с каждым днём, а с каждым часом бакалавру всё больше казалось, что именно с детьми в этом городе и есть смысл договариваться, строить какие-то далекоидущие планы. Что эти улицы принадлежат им, пусть они и не вошли пока что в полную силу.
Но это не означало, что ему не хотелось надрать уши очередному ребёнку, который решил взять на себя слишком много. Даже несмотря на то, что у Данковского возникли крепкие подозрения — дети и правда справляются лучше, взять хоть Хана и Ноткина, беспорядок в рядах псиглавцев и двоедушников гораздо меньше, чем среди челяди Ольгимских, Сабуровых и даже Каиных. Если бы эти двое объединились, они могли бы перевернуть мир вверх дном. Но, даже допуская, что дети лучше делают всё — им, взрослым, остаётся только закутаться в саваны и ползти на кладбище для сожжения? Ну уж нет, он решительно не согласен. И чего стоит его клятва Гиппократа, если он позволит мальчишке рисковать?
— Я, малыш, в этом городе могу ходить где захочу, — почти ласково говорит бакалавр, глядя глаза в глаза маленькому дикарю — они все тут дикари, но в этом дикарстве они самобытны, а лишний-то, и это вполне очевидно, как раз он, столичный самоуверенный доктор «чужую-беду-руками-разведу». — И как врач я должен проверить, что действительно ничего полезного не осталось. Любая упаковка лекарств, любой бинт — сейчас бесценны, — да, может быть, они не спасают, но он обязан продлить любую жизнь и сделать её по возможности менее мучительной и беспросветной. — Более того, пригодиться может даже то, что ещё недавно мы назвали бы лишь мусором, — не умеет он менять эти лекторские, назидательные нотки в голосе. — А ты что тут забыл? Ты понимаешь, что это за здание? Что может быть там, внутри?
Впрочем, тяжело вздохнув, бакалавр сменил гнев на милость. После такого дня у него не оставалось сил на настоящую строгость.
— Ладно, идём со мной. От меня не отходи, оставайся на виду, — Даниил сказал это безапелляционным тоном человека, не только не привыкшего, что с ним спорят, но даже и не представляющего кого-либо, кто способен ему возразить.
Да, Даниил полностью понимал, что говорит. Если он прогонит пацана — не факт, что тот всё равно туда не полезет, только втайне от «дяди в страшном плаще». Или в какое другое не менее опасное место. Да у них за спиной заражённый район, кто сказал, что мальчишка вообще сможет вернуться живым и невредимым? И в такой поздний час... они тут вроде бы детей не трогают, но кто знает, насколько люди уже озверели, лучше не рисковать. Так что пусть остаётся на виду, так у него хоть будет шанс вовремя помочь непутёвому пареньку.
— И я тебе не дядя, я — бакалавр Даниил Данковский. Можешь обращаться. Тебя-то как зовут, юное дарование?