- Ты же решить можешь только одно: девкой поруганной стать хочешь или женой Великого князя киевского?

Его лицо совсем близко, настолько, что ему видно, как с её собственного слетела вся спесь. Так близко она уже не бесноватая непокорная девка, а испуганная, оробевшая, совершенно несчастная и обреченная. На таком расстоянии виден страх в её глазах, видно, как в немой мольбе изогнулись её брови, как ей бесконечно гадко, и как хотелось бы ей тоже быть сейчас одним из рогволодовых сыновей - чтобы просто умереть и залить своей кровью дерево родного дома. Плюнь ты ему в лицо! Плюнь, укуси за нос, коленом между ног ударь, разозли его, чтобы он наконец-то тебя просто убил!..

Но поздно. Совсем она оцепенела. Окаменела от ужаса, ощутив прикосновения непрошенные, грубые, и какое-то время еще билась, пытаясь вырваться, как беспомощный майский жук, пока в сознании сочилась ядовитая, предательская мысль: не сопротивляйся. Так тебе будет проще. Она вопила глухо, прижатая лицом к покрывалам, пропахшим отцовским запахом, и чем меньше она дрыгалась, тем громче становился глухой крик: ей хотелось сопротивляться, лягаться, дать ему хоть как-то сдачи, хоть ненадолго напугать его в ответ, но окоченела совсем.

Рогнеда уже была с мужчиной, но даже несмотря на это ей показалось, будто бы внутри всё рвётся. Тело её вспомнило Ярополка. И от этого стало ещё гаже. С каждым разом она глухо кричала, пока вскрики не превратились в один долгий, заунывный вой, в котором не было ни намека на удовольствие. Мужчина, навалившийся на неё сзади, никогда в полной мере не поймет, что он делает прямо сейчас. Никто никогда не унизит его настолько же, как он делает это с ней сейчас. Может быть, его убьют как труса, может быть, Ярополк вспорет ему живот, может быть другой какой недруг насадит его голову на пику и надругается над его останками - но такого ему никогда не понять и не познать. Он оторвется от нее, отряхнется, заправит рубаху в штаны и пойдет дальше, как будто ничего не было.

Рогнеда рыдала, пока мех покрывала лез в рот, по окровавленным щекам бежали слезы. Ярополк убьет его. Если бы он был здесь...

Он бы стоял на коленях с опущенной головой в соседнем зале, вот что он бы делал.
Она закричала еще громче, отвергая Владимира всем телом. Пыталась вытолкнуть его из себя, прекратить это, пока еще не слишком поздно. Она слышит крики - это её мать. Её братья. Лучше бы её отец был уже мертв. Лучше бы он был мертв, иначе ей придется убить его самой. За бездействие.

Когда всё кончилось, она всё так же лежала. Боялась пошевелиться, с ужасом чувствуя, как внутри неё сочится семя врага. Поруганная. Испорченная. Она слышит крики Славомира - тень его мелькает где-то в углу, подмеченная глазом Рогнеды, стеклянным, как у трупа. Ей будто бы всё равно уже, она где-то далеко, она в мире Нижнем, пока в мире живых кто-то сражается, ненавидит, живет и умирает.

Отвратительный звук. Когда металл с силой бьет в мягкую человеческую плоть несколько раз подряд, разрывая внутренности и выпуская кровь, которая брызжет на Рогнеду, и без того уже изгаженную всем на свете. Враг смеется. Владимир смеется и пыхтит, когда несколько раз бьет её брата в живот.

Славомир весной должен был жениться.

Это его княжество теперь, его город и его дом - он теперь хозяин здесь, его воля - это закон. И Рогволоду не пришлось для этого даже умирать. Славомир этого не понял даже теперь. Рогнеда поняла. Но принимать отказывалась.

Брат её могучий падает на пол, держать за вспоротый живот, и густая кровь, как сгущенка, льется у него изо рта, пока он хрипит, как подбитый боров. Насилие кончилось, но Рогнеде до сих пор кажется, что все внутри неё порвано, ничего не держится, вся она как плохо сколоченная табуретка, как дверь, что едва держится на петлях.
Вопли её матери, смерть её братьев, позорное бездействие отца - всё переполняет её. Никто во всём Полоцке это чудовище остановить не смог?!

Умрешь ты или нет отныне тоже в моей власти.
Ну уж нет. Эту последнюю свою свободу она ему не отдаст.

Рогнеда, уже в сознании, пусть и в помутнившемся, соскальзывает с кровати на пол, у Владимира за спиной оказавшись - он ранен и пьян от насилия, и если есть в её жизни хотя бы один момент, когда есть у неё все шансы его одолеть, так это сейчас. Меч тяжеленный, как мешок с репой, не для тонких девичьих рук. Едва поднять его может. Без вскрика - никак. Одним рывком, собрав в себе все оставшиеся силы и всю ярость, весь гнев, который из родичей её уже давно вышел, она поднимает его меч и замахивается с воплем таким, что стены трясутся.