https://wildcross.rusff.me/viewtopic.php?id=7#p118220
— gleams of aeterna —

прототип: Павел Крайнов или свой вариант
Robert Epinay [Робер Эпине]
почти единственный почти приличный человек в этом вот всем

Конверт из плотного пергамента с королевской печатью Талига, слегка надорванный у края. Чернила местами размыты, будто от слез.

Дорогой Робер,

Если эти строки найдут тебя — значит, судьба все же не лишила меня последней милости. Пишу тебе ночью, когда даже стены дворца перестают быть свидетелями, а тени прошлого говорят громче придворных шепотов.

Ты — последний, кто помнит наш дом таким, каким он был до топей Ренквахи. Последний, кто носит имя, которое я осмеливаюсь произнести без стыда. Кровь, которую мы с тобой разделяем, теперь обжигает меня, как клеймо.
Я не прошу прощения. Не смею. Каждого, кто был мне дорог, я погубила — одних молчанием, других действием. Но ты... Ты выжил. Не для того ли, чтобы напомнить мне, что в этом мире ещё осталось что-то настоящее?
Я не смею просить тебя посетить Олларию — это слишком опасно для тебя. Но если у тебя осталась хоть капля жалости к той девчонке, с которой ты когда-то крал яблоки из сада… Встреться со мной. Где угодно.

Если не придешь — пойму. Но тогда заклинаю: сожги это письмо. Пусть никто не узнает, что королева Талига когда-то плакала над строчками к мятежнику.
Приходи не как подданный к королеве — как кузен к своей любящей сестре. Если ты ненавидишь меня (а ты должен), принеси с собой кинжал. Я не стану останавливать твою руку.

Твоя Катари.

---

дополнительно:
Хочу падать на руки, играть семейную ДРАМУ, играть детство в Эпине, играть в "Катари, какого Леворукого ты спуталась с убийцей своих близких" и много других неприличных слов.
С Алвой вам тоже будет что поиграть и обсудить, честное слово. У Первого Маршала тут планы по захвату спасению мира.
Еще очень хочется, чтобы вы все же любили Мэллит или хотя бы заботились о ней, если будете против пейринга (она у нас точно будет классная)
Честно говоря, я еще хочу играть в передел трона, сидение Алва в Багерлее, морочить в это время вам голову (чуть-чуть), спасать Алва и смотреть как вы в ужасе от всех моих идей, но это если сыграется, вдруг да вообще все пойдет по-другому.
Нежно целую ваши глаза.

пример игры

Не собираюсь наставлять рога моему Сюзерену.
Фраза эта, скользкая и горькая,оставляет после себя не облегчение, а новую тревогу. Она почти слышит свой собственный насмешливый шепот: "Ах, да, какой ужас для совести сурового соберано!"
Не верит она в эту внезапную щепетильность и непреложные обеты Юга. Нет, здесь иное - политическая необходимость, завуалированная рыцарской риторикой. Или... опасение? Боязнь последствий близости с королевой, о чьем происхожденим в любой момент начнут шептаться в коридорах?

Мгновение она остается недвижима, а потом происходит преображение. Неловкая, застывшая у окна фигура в сером платье словно растворяется. Легким, кошачьим движением, исполненным внезапной грации, она опускается в глубокое кресло у камина, где тлеют последние угли. Жест ее руки, указывающий на стул напротив, краток и не допускает возражений.

— Соблаговолите сесть, маршал — звучит ее голос, утративший напряженность, но обретший новую, сдержанную усталость. — Обсуждать военные кампании стоя – дурная привычка.

Проходит пара мгновений и она снова – серая мышка. Руки, только что двигавшиеся с непринужденностью, сцепляются на коленях, пальцы нервно переплетаются. Взгляд опускается к складкам платья. Но когда она начинает говорить, голос ее ровен и лишен эмоций, как доклад управляющего о сборе урожая. 

— Ваш план… имеет смысл, — признает она, не глядя на него. — Но требует деталей. Слухи должны расти как грибы после дождя – постепенно, но неотвратимо. Начнем с малого. Пусть кто-то из слуг – выберите сами самого болтливого, того, чьи уши прилипают к замочным скважинам – случайно застанет вас… ну, скажем, приносящим мне утренний отчет в слишком ранний час. В моих личных покоях. - она делает крошечную паузу, подбирая максимально невинную формулировку для сцены компрометирующей близости. - Когда я… не совсем готова к приему.

Она замолкает на секунду, прикидывая, насколько это звучит правдоподобно.

— Ближайший бал будет во Фрамбуа — продолжает, будто размышляя вслух. — Там есть галерея с выходом в зимний сад. Уединенное место. Достаточно темное. И… достаточно публичное, чтобы нас могли заметить.И винтовая лестница, тоже очень темная, там все время уединяются парочки. Я… могу позволить себе слегка растрепанный вид по возвращении. На это обязательно обратят внимание. Особенно дочь маркиза Ноймар — та, что с рыжими локонами. Она сплетничает даже с портретами

Палец слегка постукивает по костяшке другого пальца. Мысль работает быстро, схватывая суть интриги с пугающей для ее лет проницательностью.

— И наконец… Аугуст Штанцлер. - Имя кансильера она произносит без ненависти, лишь с ледяной точностью. — Его нужно увлечь так, чтобы он сам возжелал нас уличить. Пусть выкрадет уже какую-нибудь записку. Или спровоцируйте где-нибудь пьяное обсуждение... при свидетелях. Он клюнет.

Она замолкает, впитывая тишину, нарушаемую лишь потрескиванием углей. Ее бледные губы трогает едва уловимая, кривая усмешка. Но когда она снова заговоривает, голос ее снова нарочито плоский, скучающий.
— Однако, маршал, — произносит она,переводя взгляд на него от теней будуара, — в вашей хитроумной постановке есть один... досадный изъян. Неизбежный, увы. Наследники. Королевский дом требует их.

Она не уточняет, как именно следует решить этот "изъян". Внутри нее плещется ехидство, но на лишенном красок лице — лишь выражение утомленной покорности. Она просто констатирует факт, глядя своими слишком ясными, слишком юными глазами, в которых теперь читается не страх, а бездонная, пугающая глубина расчета. Цена игры только что взлетела до небес.