Фонарики Хуа Чэн собирался запускать каждый год, каждый раз прибавляя по тысяче. Сколько бы их ни было - этого слишком мало, и он продолжал сотнями отправлять их в полёт, всё выше и выше, как будто и впрямь намеревался накрыть весь небосвод от края до края, чтобы во всех уголках земли заметили. С его силами и возможностями подобное не составит труда, пройдут десятки лет, прежде чем такое количество начнёт представлять для него хоть какое-то затруднение. Но пока что он не загадывал так наперёд и не собирался больше скрывать свои чувства. Теперь, когда Его Высочество уже стал верховным божеством, никто не мог с ним сравниться, но Хуа Чэн по-прежнему был готов заменить для него миллионы верующих. Ему хотелось, чтобы небеса и весь мир озарило в честь Его Высочества настолько же, насколько сам наследный принц озарял его душу вечным светом. Страсть сжигала его изнутри так долго абсолютной невозможностью её выразить - никому не пожелаешь любить дико, безумно, неистово и пылко, но не иметь даже возможности прикоснуться, а, получив её, не решаться, так как не уверен, что своими действиями не оттолкнёшь того, кто к этому не готов... но теперь эта страсть превратилась в мягкий, согревающий, оберегающий огонь. Она больше не причиняла боли, не выворачивала наизнанку душу, а укутывала её нежными заботливыми объятиями.
Он вернулся. И не сомневался, что получится вернуться, но теперь не от разрывающей нутро боли, бессилия на что-либо повлиять и что-то изменить, осознания собственной никчемности и отчаянного, яростного нежелания с ней смириться.
Он вернулся домой. Туда, где его давно остановившееся сердце вспоминает, что означает вновь забиться.
Каждый раз, переплетая пальцы Его Высочества со своими, Хуа Чэн говорил себе, что не заслуживает такой чести, что это слишком хорошо для такого, как он, и каждый раз не мог себе отказать. Ему нужно было немного, совсем немного надежды, хотя бы столько, чтобы хватило на мечту, как всё могло бы сложиться, если бы Его Высочество мог ответить взаимностью простому последователю, лишь ради него ещё не рассеявшемуся в бесконечности. Каждый радуется солнцу, греется в золотых лучах, беззаветно обожать солнце - более чем естественно, но лишь глупец пожелает, чтобы солнце любило его в ответ. Это слишком высокомерно и эгоистично. Солнцу не полагается никого выделять, его благословенный дар касается каждого.
Это как ритуал - его магический ритуал для Его Высочества. Фонарики рано или поздно погаснут, но его возлюбленный навсегда останется путеводной звездой - для него и для множества других заблудших душ. Хуа Чэн станет тем, кто докажет - вечная любовь существует, любовь, преодолевающая любое горе, и даже смерть прогоняющая с позором. На его душе впервые за весь долгий срок существования воцарился наконец покой, примиряющий его с миром и самим собой.
Хуа Чэн стоял на мосту, и торжествующий блеск целого огромного купола из фонариков, обращающего ночь в белый день, отражался в безмятежно текущих водах, словно их тоже подожгли. По гладкой поверхности воды плыли ярко-красные кленовые листья. Он улыбался, глядя на них, держа в руках последний фонарик. Ждал того, кто обещал прийти, чтобы поделиться удовольствием запустить такое чудо ввысь собственными руками.