bucky barnes » баки барнс
marvel » марвел

Ты чувствуешь это? Это не магнитное поле. Это пустота между нашими телами, кричащая о прикосновении. Та самая, что вибрирует десятилетиями. Мы всегда были магнитами, притягивающими осколки друг друга. Даже когда память стирали, кожа помнила. Пальцы искали шрамы под фальшивыми именами. Глаза узнавали отражение ада в чужих зрачках. Только твой ад — мой родной пейзаж. Ты единственный, кто знает наперечет моих демонов. Не по досье. По тому, как зрачки сужаются перед выстрелом. Потому что твои демоны говорят с моими на одном языке. Игры разума? Мы превратили их в высший пилотаж. Ты — единственный, кто идет до конца. Ты не боишься проиграть. Поэтому мы поднимаем ставки. Грань стирается. Остается только ток между нами. Хочу видеть, как исчезает солдат, а остается только Барнс — дикий, непредсказуемый, мой. Тот, кто не просит "нормальности". Кто берет то, что хочет, не прячась за "должно" или "нельзя". Вспомни меня. Приди. Сломай замок на моей последней клетке. Или дай мне ключ от твоей. Проверим, выдержит ли вибраниум то напряжение, что мы создадим вместе. Джеймс, коты не кормлены. Давай домой.

пост

Вечер висел влажной пеленой. Воздух густел от противоречивых ароматов. Сладковато-горький дух пивных подвалов висел в переулках возле Мариенплаца, смешиваясь с едкой химией выхлопов только что проехавшего грузовика. Тонкая пыльца лип, осыпавшаяся на булыжник, добавляла едва уловимую горьковатую ноту. Где-то вдали, словно метроном, отсчитывал удары молоток по металлу. Тягучая мелодия старого шлягера, лившаяся из приоткрытого окна, вплеталась в перезвон трамваев и глухой, нарастающий гул сумерек... Наташа двигалась плавно, шаги, отточенные годами выживания, бесшумно ложились на неровные камни. Под темной ветровкой из прочного хлопка скрывалась практичная, неброская одежда – ничего, что выделяло бы женщину из толпы. В скрытых карманах, вшитых аккуратно и незаметно, лежало лишь самое необходимое. Миссия не должна была стать проблемной – для разговора пистолеты не требовались, но Романова все-таки приберегла один, заткнув за пояс брюк со спины.

Мюнхен. Город, сотканный из теней ее прошлого. В лабиринтах старых улочек когда-то пульсировала ячейка КГБ – бывшая "семья". Каждый кирпич фасадов, каждый угол казался немым свидетелем операций, предательств, оправданных словом "служба". Рефлексы, выкованные в "Красной Комнате", сканировали окружение с хищной точностью: углы обзора, пути отхода, укрытия. Холодное напряжение зверя, почуявшего чужой след – плата за свободу, выкупленная одиночеством.

Воздух становился плотнее и холоднее по мере приближения к Изару. Река, рассекающая город неровным разрезом, терялась в густом, молочном тумане. Он стелился низко над водой, поглощал очертания мостов и набережных, делая их призрачными силуэтами. Вечерние огни на противоположном берегу мерцали сквозь эту пелену размытыми, желтоватыми пятнами, лишенными формы и тепла, словно далекие, чужие звезды. Холодная влажность, витавшая над рекой, пробиралась под одежду, заставляя съежиться. Звуки города в дымчатом киселе становились приглушенными, далекими, как будто доносились из-под толстого, мокрого одеяла.

Задача на этот раз была рутинной: допрос. Информатор, мелкая сошка, доживающий свои дни архитектор, обещал за пачку банкнот детали о заводе в румынской глуши. Что там ковали – токсины, контрафакт, детали оружия – интересовало лишь как фон. Истинная цель – человек. Призрак прошлого: бывший агент Советов, ныне поставщик смерти для Восточной Европы. Его канал требовалось выжечь. Источник – ликвидировать. Предыдущий контакт выдал дату: через неделю цель приедет на завод. Лично. Требовалось изучить площадку. Ландшафт. Подступы. Уязвимости. Пути отхода.

В игре без правил и тылового прикрытия знание было не просто силой. Единственная валюта выживания. Гарантия того, что операция не сорвется в кровавый хаос и не привлечет внимания правительственных структур или тех, кто все еще охотится за призраком Вдовы. Мысль о возможных жертвах – случайных, невинных – несла не груз вины, а холодный, безжалостный расчет. Лишние тела означали лишних следователей, новые записи в базах Интерпола, цифры в сводках новостей, которые могли привлечь нежелательные взгляды. Риск быть выслеженной. Риск, который Наташа, с ее недавно вырванной, хрупкой свободой, позволить себе не могла.

Романова растворилась в вечернем потоке, теряясь среди туристов с картами, работяг, спешащих домой, парочек, погруженных в свой мир. Рыжие волосы – под капюшоном, лицо – маска усталой горожанки. Взгляд скользил не по людям – ловил отражения в витринах, оконных стеклах: сумеречное небо, старые фасады напротив, золотистый свет и движение внутри кафе, темные проемы магазинов за стальными роллетами, размытые миражи неоновых вывесок на мокром асфальте переулков. И вдруг... внутри щелкнуло. Едва уловимое смещение шестерни в отлаженном механизме восприятия. Интуиция – сплав чувств, опыта, расчета – подала сигнал. Слишком плавно. Слишком синхронно. Один элемент в живой картине города едва заметно выбился из общего ритма, создав неуловимый диссонанс.

Вдова не замедлила шаг, не дрогнула, не обернулась. Дыхание осталось ровным, спокойным, безупречным. Но все внутренние системы мгновенно переключились на полную боевую готовность. Слух вычленил отдельные звуки из городской какофонии. Слева резко скрипнули тормозов велосипеда, уступая дорогу пешеходу. Откуда-то из дворов донесся лай собаки. Периферийное зрение, обученное фиксировать малейшее движение, начало вылавливать аномалии в отражениях. Мелькнувшая тень в стекле витрины антикварной лавки. Траектория не совпадала с плавным движением реального прохожего. Смазанное движение в полированном борту припаркованного фургона. Оно было слишком быстрым и целенаправленным, чтобы быть походкой случайного человека. Неумело? Нет. Чувствовалась рука профессионала. Но уровень был ощутимо ниже леденящих кровь стандартов Комнаты.

Холодок скользнул по позвоночнику. Не страх – ледяное раздражение, смешанное с настороженным, почти аналитическим любопытством. Кто? Старые "коллеги" из Москвы, взявшие след? Конкуренты, решившие перехватить информатора раньше нее и устранить помеху? Или... что было куда опаснее в своей неопределенности – совершенно новый, неизвестный игрок, для которого Наташа сама была ключевой мишенью?

Мысли молнией просканировали последние часы в городе: маршруты от явочной квартиры, мимолетные контакты, малейшие возможности случайной "засветки". Ничего очевидного, что могло бы привести охотника сюда. Значит, либо слежка началась только что, и Вдова прокололась, выдав себя, либо... это была очень терпеливая, очень качественная работа, проявившая себя лишь сейчас. Путь ищейки был продуман до мелочей, лишен видимых паттернов, как хаотичное движение листа на ветру. Но нить была поймана. Напряжение нарастало, словно глухой гул в проводах или статическое электричество, наполнявшее влажный воздух перед ударом молнии. Тело женщины отреагировало раньше сознания – мышцы бедер, спины, плеч чуть напряглись, превратившись в сжатую, готовую сорваться пружину. Дыхание обрело стальную жесткость абсолютной готовности.

Организм превратился в сканер. Каждый нерв работал, стремясь дать больше данных. Романова прочесывала пространство вокруг с хищной интенсивностью. Отражения стали главным полем боя. Они были источником жизненно важной информации. Вот в стеклах первого этажа мелькнул человеческий силуэт. Застыл на секунду дольше нормы. Его неподвижность не соответствовала ритму улицы. В боковом зеркале припаркованного седана внезапно исчез отблеск. Осталось темное пятно. Пятно там, где он должен был быть свет фонаря – если бы за Наташей шел просто попутчик.

Звуки тоже вскрывались. Они предавали преследователя. Эхо шагов не совпадало с видимым количеством людей. Пауза в уличном шуме за ее спиной затянулась на критическую долю секунды. Это случилось сразу после того, как Наташа сама намеренно замедлилась. Остановилась у витрины кафе. Сделала вид, что изучает меню. Профессионализм преследователя чувствовался. Но до леденящего, машинного совершенства инструкторов "Красной Комнаты" не дотягивал. Однако его хватало для реальной угрозы. Осязаемой. Достаточно, чтобы пронзительно напомнить. Одиночество – это не только абсолютная свобода. Это и вечная, жгучая уязвимость, что за каждым поворотом может поджидать расплата за вчерашние грехи или ловушка, расставленная на завтра.

Ледяное раздражение сменилось концентрацией. Кристально чистой, острейшей концентрацией. Романова была готова. К резкому повороту в темный переулок. К прыжку за укрытие. К мгновенной и безжалостной контратаке. Оставалось лишь подтвердить преследование. Визуально. Источник этого навязчивого присутствия. Синхронного присутствия. Диссонанса в привычной музыке города. Женщина имитировала естественное движение. Будто поправляла шнурок на своем прочном ботинке. Используя полуприсед, она слегка повернула голову и скользнула быстрым взглядом из-под капюшона. Глаза выхватили отражение в ближайшей грязной луже у бордюра...

Преследователя не было. Он исчез.

– Что за черт?

Европу накрыла серия изощренных убийств спящих агентов КГБ. Методы – фирменный почерк охотника, считавшегося мертвым, одного из первых выпускников Красную Комнату, забракованного из-за психической нестабильности. Жертвы связаны с прошлыми операциями, где участвовали и Наташа, и Барнс. Фьюри поручает им расследование и, при необходимости, устранение – так как они знают контекст лучше всех.

Пыль режет горло. Спиной к спине чувствую его дыхание – ровное, как удар ножа. Мой выстрел, его удар. Враги падают. Старое, смертельное танго.

– Чисто, – его голос хриплый, как скрип ржавых петель.

– Цел?

Не опускаю пистолет. Знаю, он чувствует мой взгляд на его левой руке. На его стальных пальцах – что когда-то пытались сломать мне шею, в другой жизни. Теперь они были щитом.

– Нормально, – отозвался он сухо, проверяя магазин. Никакой сентиментальности. Оба понимаем риски.

– Тогда вперед. Второй этаж.

Подчеркнутым жестом указала на лестницу. Прошлое – яма за спиной. Сейчас важно только одно: прикрыть спину напарника и выполнить работу. Всё остальное – позже.