Кубики не укрылись от его внимания, как и необходимость потолковать с их настоящим владельцем, но это - потом. Определённо подождёт, мир не рухнет, даже если "Мин И" сейчас беспокоится - поделом ему, осторожнее быть надо.
- Это - Дом Блаженства, а там, снаружи - Призрачный город. Мой Призрачный город, - Хуа Чэн так и не представился, посчитав, что этого упоминания достаточно, не отводя внимательного взгляда от лица Цинсюаня.
Дом Блаженства, такой же прихотливый, как и его хозяин, казалось, менялся в зависимости от его настроения. Золото и жемчуг никуда не девались, роскошные залы оставались роскошными, но подробности, украшающие их и наполняющие эти своды, каждый раз отличались. Иногда он почти что напоминал публичный дом, иногда - покои императора, а иногда - вот как сейчас, - оставался тихим, мирным, спокойным и почти пустым, показывая истинное состояние души Хуа Чэна, когда он был лишён возможности видеть Его Высочество хотя бы издали. Шумные толпы последователей и богатые яства не были нужны ему, когда он оставался наедине с собой и хотел отдохнуть от всей этой суеты и гомона всех, кому было что-то нужно от Князя Демонов - порой случалось, что к нему обращались даже с чем-то таким, что выполнить было бы с его стороны нелепо и смешно. Или же - он мог бы, да, но с какой стати? Хуа Чэн - не доброе божество, обязанное одарить каждого по запросам. Перемены его характера случались чаще, чем капризы погоды или вкусы красавицы, слишком хорошо осведомлённой о своей неотразимости. Оттого никто и не мог толком описать, каков же он на самом деле, этот непостижимый и загадочный Князь Демонов. Не то, чтобы он нарочно стремился сбить всех с толку, но ему определённо нравилось, что другие путались от его никогда не прекращающихся выходок.
- Я сегодня не собирался приглашать гостей, но так уж вышло, что генерал Мингуан любезно согласился составить мне компанию, - промолвил Хуа Чэн не вполне обычным для него мягким тоном, напоминающим пока ещё сытого и довольного, но по-прежнему опасного кота, которого больше донимает скука, поэтому он решил поиграть с неосторожно заплутавшими на его территории храбрыми и самонадеянными мышками. - Однако, господин Повелитель Ветров, вы правы, - чуть склонив голову, он с нескрываемым и вполне настоящим любопытством рассматривал Цинсюаня, намекая тем самым, что прекрасно видит сквозь его маскировку. - Встречать столь высокопоставленных лиц в такой тишине - неприлично.
Хуа Чэн непринуждённо рассмеялся, как будто в его глазах более чем нормальной выглядела сама ситуация, когда двое небожителей совершенно спокойно расположились в компании Собирателя Цветов под кровавым дождём, притчи во языцех всех вознесённых за последнюю сотню лет, того, кто мог запросто убить любого, кто вторгся на его территорию, просто потому что так захотел - никто ведь так и не узнал истинной причины вызова, брошенного тем тридцати пяти богам, из числа которых уцелели лишь двое, потому что избежали встречи с ним.
Повелитель Призрачного города снова требовательно щёлкнул пальцами - и помещение преобразилось так быстро, словно он использовал магию. Волны музыки накатили властной волной прибоя, способного сбить с ног неподготовленного. Прекрасные юные девушки - и не скажешь, что демоницы, - в таких тонких полупрозрачных одеяниях, что те, скорее, подчёркивали, чем скрывали их достоинства, закружили в вихре танца.
- Генерал Пэй Мин, вы сами пригласите эту очаровательную юную леди? Если не успеете - предупреждаю, я её у вас уведу на правах хозяина, - шутливо и вместе с тем донельзя дерзко поинтересовался Хуа Чэн.
Не отделяя слова от дела, он сразу же галантно, будто получил лучшее воспитание в самых куртуазных слоях общества, подал руку Цинсюаню. Как и полагается пребывающим среди демонов - достаточно лишь коснуться его холодной ладони, как безумный вихрь увеселений повлечёт тебя, беспощадно и сладостно закружив, заставив позабыть даже собственное имя среди пёстрых красок, ароматов, летящих рукавов и воздушных подолов, улыбок, вина, радости, граничащей с грехом, но в такой беспечной обстановке его поистине невозможно осознать и принять близко к сердцу, всё кажется слишком замечательным и вполне простительным.