До чего же все предсказуемо.

Коди становится скучно еще до того, как Кентиджерн озвучивает свои - очевидные до скрежета зубов - намерения. Он успел неплохо изучить свое творение еще в то время, когда тот метался пойманной бабочкой в крепких кожаных ремнях, пришпиливающих его к столу, на котором Коди его разделывал - взрезал тело и препарировал душу, не слишком следя за тем, чтобы не запачкаться. По его убеждению, Кенни не хватит фантазии ни на что по-настоящему интересное - его ярость оголтелая, тупая, он  хочет резать и ломать, а этого, как ни крути, надолго не хватит, - и ем будет хотеться большего, но скудный умишко не подкинет идей, и бедный мститель так и останется мариноваться в собственной бессильной ненависти, не зная, как превратить ее в действительно рабочий инструмент.

Что, щеночек, всего лишь размашистый удар? Не можешь меня слушать? Как трогательно.

Койот с чувством проглатывает крупный слизистый комок, впитывает в себя солоноватый вкус крови, сплевывает излишек алыми каплями на пол. Ему  хотелось бы, в самом деле, чтобы Кенни додумался бы хотя бы до того, чтобы вырезать ему наживую сердце, запихнуть в глотку и заставить прожевать - тогда,  вероятно, он смог бы на мгновение забыть, что способен чувствовать, - как способен чувствовать, пережевывая желудочки и предсердия, представил бы,  что желудочный сок растворяет его бессмысленную любовь, - но это только законченные романтики "помещают" все чувства в ненадежный гоняющий кровь орган, а Коди вырезал немало из чужих грудных клеток, чтобы знать наверняка, что оно - не там.
Может быть, если только выжечь током все работающие нейроны мозга...

- Попробуй, - говорит он с усмешкой, кончиком языка пробуя это наивное "уничтожу". Это не первая - и явно не последняя - подобная угроза, которую  он слышит в свой адрес, хотя эта, стоит признать, неплохо печет. Чистая, незамутненная ненависть - в пору его экспериментов с концентрированными чувствами он счел бы это достойным образцом, заспиртовал бы и поместил в вечную  капсулу, но ему давно нет дела до эмоций, работа с "мясом" выходит у него куда лучше.
У Кенни, по крайней мере, рабочие мышцы, и его не разрывает на куски в момент обращения.
Это можно считать достижением.

- Ошибаешься, - шипит он, чувствуя, как от его широкой улыбки кровь пузырится в уголках рта. - Я бог.
Бывший,  но это вряд ли важно.Языческий - но это тем более не имеет  значения. Он чувствует, как Кентиджерн распаляется от его подначек, словно каждое слово было дровней, которую Койот подбрасывал в полыхающий огонь. Как истинному экспериментатору, ему было интересно, до каких пор этот пламень способен разгореться.
Вряд ли до впечатляющих.

- Аххх...ххорошо. - выдыхает он, когда лезвие ножа входит по самую рукоять в его плечо. - Теперь проверни до хруста кости...ну что же ты?
Сталь выскальзывает из его плоти слишком быстро, даже не дав ему ощутить холодок, кровь льется из раны, стекая по груди противными липкими ручьями. Коди не опускает взгляд - он и без того знает, что через несколько минут урон затянется, оставив его грязным и перепачканным, но совершенно невредимым.

- На твоем месте я бы лучше воткнул его мне в анальное отверстие, - снисходительно сообщает Койот, обвисая в путах. - И проворачивал  бы очень медленно.  Толку было бы больше...
Он закатывает глаза, словно они ведут непринужденную беседу в баре, и Кенни ляпнул очевидную глупость.
- Оборотней не существует...хотя ты, пожалуй, теперь на него смахиваешь,  - он гадливо улыбается, вместе с оскалом зубов обнажая свое презрение. - Не человек, не нагваль...Так,  дешевая пародия. Ты мой неудачный эксперимент, ты в курсе? Брак, ширпотреб. Отход производства...
Он смеется, брызжа кровью вперемешку со струей - если Кенни подойдет чуть ближе, непременно измажется. Это будет ему хорошим уроком - нельзя не запачкаться, разделывая мясо.
- Ты можешь вырезать мне язык - я продолжу говорить с тобой в твоей голове. Неужели ты забыл, мой милый малыш?

Он выпускал волка на волю, оставаясь в бункере и на расстоянии отслеживая перемещения его глазами. Шептал на ухо, незримо поглаживая по холке. Направлял, как послушного пса. Все сознание Форда пропитано влиянием Коди, паутина его воли прижилась в его сером веществе, переплелась с нейронной сетью.
"Ты всегда будешь слышать мой голос, если я того пожелаю" - произносит он в мозгу монстра, продолжая молча улыбаться извне.

"Что ты будешь делать теперь, солнышко?"

Подпись автора

ав от крипокролечки

Коди так и не смог оценить по достоинству преимущество огнестрельного оружия с его появлением -  для него оно оставалось слишком отстраненным, ставящим барьер между тем, кто спускает курок, и тем, кто получает пулю. Куда честнее, на его вкус, было "по старинке" проткнуть противника клинком или освежевать ножом, ощущая, как твое движение пускает другому кровь, чувствуя отдачу от своего действия, будучи действительно причастным.
Он смотрит на уставившееся на него дуло равнодушно, как на старого и не особо дорогого знакомого, с которым случайно вновь столкнула судьба, но не хочется долго вести беседу. Кровь на его губах  уже успевает запечься, и он улыбается Кенни снисходительно и почти жалостливо, точно сетуя на полное отсутствие у него фантазии.
Таким топорным методом от него многого не добьешься.

Его тело вздрагивает трижды, в такт каждой вошедшей пуле. Койот ощущает дребезжание боли и прикрывает глаза, усилием воли снижая свою чувствительность. Он запускает регенерацию на полную, - не потому что хочет облегчить свои мучения, но затем, чтобы показать Кентиджерну, что он избрал не лучшую стратегию. Вновь размыкает веки и смотрит своему палачу прямо в глаза с кривой усмешкой, не отводя  взгляда ни на миг, пока тот орудует щипцами в его прошитой металлом плоти.
- Ты не напьешься моей кровью, - нараспев произносит он сладким, играющим тоном. - Ее тебе всегда  будет мало. В чем смысл?
О, если бы Кенни только знал, каково на самом деле его слабое место! Он, вероятно, впал бы в ступор от неверия или расхохотался от абсурдности.  Коди и сам порой не верил, что это действительно про него, что он способен испытывать какое-то чувство настолько сильно, что оно затмевало для него все остальное.
Но это правда - горькая, как роса на поле брани - бездыханный мир, понемногу приходящий в себя, укрыт, точно множеством пластырей, черными перьями, и каждое отдает ему силы того, кто стоял у самых его истоков.
Коди чувствует дыхание Ворона в каждом порыве ветра, орошающем небосвод, ощущает его влияние за каждый действом, понимает, как тот сейчас болеет за воскрешающееся спокойствие - и ненавидит мир, который Реджинальд любит всей душой, уже лишь за то, что он требует от первородного этой любви и этой заботы.
Ненавидит его так же, как самого себя, так же незаслуженно принимающего необъятную милость Ворона.
Слабое место? О, это он был слабым местом в своем бессилии - настолько оно было велико.

Действительно - что он за тварь такая?
Не раз и не два Коди сам задавался этим вопросом, подобно многим из старейших пытаясь постигнуть смысл своего существования испокон веков. Они - первые - пришли в этот мир уже свершившимися, несущими в себе искры Благодати,  каждой из которых предстояло разгореться пламенем - у кого-то живительным и согревающим - как у Ворона - у кого-то - разрушительным и гибельным - как у Койота.
Был ли в этом всем какой-то изначальный смысл, или они сами посеяли зерна, из которых  затем взошли плоды?
О, если бы он знал...
- Я бог, я дьявол, я мор, я хаос,  - издевательски произносит он, кривя губы. - Какая из красивых и бессмысленных метафор тебя больше устроит? Я тот, кто создал людской род и тот, кто мечтает от него избавиться. Я демиург. Я неудачник. Я трикстер. Твое отражение в зеркале. Назойливая мысль в твоей черепушке.  Выбери что-нибудь, Кенни, и мы будем плясать от этого. Как тебе идейка? Потанцуй со мной и узнаешь.
Чем больше он кривляется, тем больше ему кажется, что однажды его лицо перекосит так, что он никогда не сможет вернуть ему нормальное выражение.
Может быть, так-то ему и надо.

Подпись автора

ав от крипокролечки

Ему хочется засмеяться -  еще раз, погромче, до колик, так,  чтобы  звон хохота отразился от стен и обрушился на Кенни глумливым эхом, так, чтобы мозг у того взорвался от этих сброшенных бомб издевательского смеха, так, чтобы тому захотелось заткнуть уши только чтоб не слышать, но хохот все равно продолжал бы звучать в его несчастной черепушке, потому что, благодать великая, как же все это на самом деле смешно!
Но он не может - не успевает перехватить хотя бы кончик веревки,  дернув за которую смог бы обрушить конфетти смеха, череда ударов выбивает из него возможность гоготать во все горло, и все, что удается Коди - неуместно улыбаться, ощущая, как натяжение уголков рта пузырит кровь.

Ему  хочется поинтересоваться насмешливо, когда  шею его прихватывает удавкой - "Неужели ты думаешь, что для дыхания мне нужен кислород?" В те времена,  когда Коди ступил на земли этого мира, газовый состав еще не устоялся, так что сейчас он думает, что Кенни ждет любопытнейшее зрелище. Но нет - все это треклятое сродство к реальности, которым они все заразились, пребывая тут, - теперь они дышат как люди и задыхаются тоже как люди, хотя Койот и не уверен,  что в их случае это способно привести к летальному исходу - может быть, асфиксия просто будет вечной, как Танталова мука?

Вероятно, ему придется-таки это выяснить.

Глаза заливает темнота, которая кажется Коди блаженной - начиная с того, что чернильным своим оттенком извечно напоминает ему вороновы крылья,  и заканчивая тем, что властью своей размывает все остальное. В ней способно исчезнуть все - и прошлое, и будущее, и уж тем более - настоящее, а значит, есть шанс, что исчезнет и сам Коди, просто вычтется из уравнения как проходная величина, удалится как ненужный фрагмент, останется за скобками, освобождая от чумы своего проклятия весь этот - никчемный  - мир и Его, связанного с ним самой извращенной ироничной магией в истории.

"Я люблю тебя" - говорит он в темноту безмолвно, но та не верит ему, он и сам себе не верит, потому что все происходящее с зари времен меньше всего походило на любовь, хоть он и не мог подобрать иного обозначения, как не старался, - ему верит, должно быть, только Ворон, а потому хорошо, что он сейчас не может его услышать,  - его вера отменила бы темноту, как всегда отменяла все; и Коди повторяет это глухое "я люблю тебя" про себя еще тысячи раз, наслаждаясь_терзаясь  ответным беззвучием.

Всю свою  жизнь он жаждал, чтобы Реджинальд наконец перестал ему отвечать.
Всю свою  жизнь он отчаянно  этого боялся.

И вот...

Воздух проникает в легкие каким-то обманным путем, натяжение веревки на его шее ослабевает, и впору думать, что это опять какой-то инстинктивный трикстерский трюк, который выходит у него уже сам собой, но глухой стон откуда-то сбоку напоминает ему об еще одном участнике происходящего.
Койот с трудом разлепляет глаза, схваченные запекшей кровью, и скашивает взгляд на вжавшегося в стену мужчину.
Смешок вырывается невеселый - должно быть потому, что смеется он не только над Кентиджерном,  но и над собой.
Каким идиотом нужно было быть, чтобы  не учесть возникающую в процессе творения связь?!

- Кажется, у нас проблема? - осведомляется он сиплым голосом, менее всего похожим на человеческий, и лыбится во всю пасть.
Смешно - смешно - благодать, до чего же смешно!

Подпись автора

ав от крипокролечки