пришли и заняли 

KAORU SAITO 

rie miyazawa // от 50 // техноразведчица, специалист по взломам и скрытным операциям

это практически служебный роман — запретный, недопустимый, желанный. — Ты действуешь бездумно. — А ты боишься думать иначе. Каору с детства училась выживать в мире, где информация значит больше, чем сила. Её родители занимались теневыми операциями, собирая данные для корпораций, и она быстро впитала их навыки. Однако мир взрослых оказался куда жестче, чем она представляла — предательство разрушило её семью, оставив её на улице в подростковом возрасте. Скрытность стала её главным инструментом выживания. Она научилась подбирать цифровые ключи, обходить системы безопасности и взламывать любые коды. Сначала это было просто средством существования, но затем стало делом принципа: Каору ненавидела корпорации, веря, что они ломают людей, превращая их в пешек. Каору не работает ради денег — она работает ради истины. Её деятельность основана на поиске информации, но не для продажи, а для тех, кто действительно нуждается в правде. Она как тот независимый журналист, который может словом своим разрушить чужую жизнь, потому что она знает, где нужно искать слабые места, чтобы весь этот карточный домик в итоге рухнул. — Ну, хотя бы теперь ты не сможешь сказать, что мой план был худшей идеей. — Если хочешь услышать признание, не надейся. — Что? Ты только что… Ты почти согласился со мной? — Не привыкай.  Но игры с корпорациями опасны — ей ли об этом было не знать с прошлым, которое она забыть никогда не сможет — забрался не в ту базу и вот уже на пороге твоей пошарпанной квартиры стоят солдаты Арасаки. Почему-то они не выбивают дверь и не крушат все вокруг. И почему-то на пороге с ними стоит тот, кого ты сама множество раз видела на разных фотографиях с главой корпорации — телохранитель Сабуро Арасака, от чего-то тоже решил зайти к тебе в гости. Был ли у нее вообще выбор в предложенном сотрудничестве или этот выбор у нее закончился еще в тот момент, когда на нее вышли технари Арасаки, поймав ее на взломе той базы, до которой имели доступ даже не все члены директоров? Разумеется у нее не было выбора. — Ты хоть понимаешь, что если бы мы сделали по моему плану, никто бы не попал в ловушку? — Мы не имеем права действовать хаотично. — Это не хаос, это адаптация! — Адаптация без стратегии — путь к поражению. — А ты никогда не ошибаешься? — Ошибки — слабость. — Нет. Ошибки — это жизнь. И Горо это познал сполна, а Каору ни слова ему не скажет после в напоминание. это заявка частично в пару, но будем смотреть по делу игры и тому, как мы с тобой сыграемся, потому что я не хочу с порога говорить моя и мне бы хотелось развить эти отношения с тобой. Они могут на самом деле не быть парой, но у них очень тесные, близкие и личные отношения точно. Горо впервые с кем-то учится показывать свои эмоции, которые десятилетия держал в строгой дисциплине и под контролем. Каору учит его хаосу, с которым она сама идеально уживается в одном пространстве, а он же ей показывает, что умение просчитывать действия не всегда плохая идея. С ней он живой. Он с ней человек, а не солдат на службе. Но Такемура изначально будет относиться к Каору с подозрением. Её методы, её независимость — всё это противоречит его строгому кодексу. Он привык к порядку, а она живёт по законам хаоса, но именно её способность выживать вне системы начнёт привлекать его внимание. Каору, в свою очередь, тоже не будет спешить ему доверять (к тому же у них первоначально вообще вынужденное сотрудничество). Она уважает его боевые навыки, но считает его слишком зацикленным на лояльности к мёртвому делу. Её будет раздражать его привычка ставить долг выше собственных интересов. Однако она увидит в нём нечто большее — глубоко спрятанную боль, которую он редко кому показывает. Если их отношения начнут углубляться, это будет происходить постепенно, почти незаметно для них самих. К тому же до 2077 года Горо практически всегда был при своем господине и рядом с Каору он сможет быть лишь в дни, когда у него есть задания вне охраны Сабуро. Теперь же он стал свободней, потому что Ханако может его и оставила при себе, но все же, он более не главный телохранитель и не глава всей охраны в той мере, каким был при жизни Сабуро Арасака. Такемура не будет торопиться открываться, но Каору сможет разглядеть знаки — его внимательность, короткие взгляды, стремление защитить её, даже если он сам этого не признаёт. А еще она очень остра на язык (Горо это раздражает — Горо это до скрежета зубов раздражает и только это он признает, а не то, что все ее замечания в его адрес, он впитывает с удовольствием, потому что он так устал от осуждающего молчания). немного по фактам игры: я пишу от 5к и выше, не требую того же от своих соигроков, потому что в игре должно быть комфортно всем сторонам, а не мне одному. Но, пожалуйста, давай играть с большой буквы, а вот какое лицо — на твой выбор. А еще это очень свободная по своей сути заявка и она предполагает, что ты большую часть придумаешь сама, потому что это не мой персонаж и не мне его раскрывать и придумывать ему личную драму. Я не тороплю с игрой, потому не люблю, когда с ней же торопят меня — я не буду держать пост месяц, но я живой человек с работой, жизнью, а еще скачущим вдохновением и потому могу написать через час ответ, а могу и через два дня. Давай уважать друг друга в этом (мы уже не школьники — это тоже давай признаем честно). Я не ревнивый человек и того же жду от тебя. Если ты желаешь с кем-то играть — играй, я же буду только этому рад (я в принципе очень люблю самостоятельных людей и к себе я никого не привязываю). С удовольствием пообщаюсь вне форума, обсужу концепты, накидаю идеи по игре, забросаю музыкой, мемами и разными картинками, но в общении я иногда та еще черепашка — иногда я прячусь в панцире и морально отдыхаю от всего социума, потому могу сразу не ответить и не могу дать общение 24/7. Но обещаю любить каждую тобой написанную буковку. пример поста Как легко и просто потерять доверие — эта мысль проносится в его голове, пока Такемура держит взгляд опущенным, выжидая слова или новую реакцию Ханако на своё признание о том, кем именно является его свидетель. Доверие — мимолётная вещь, подобно цветению сакуры, чья жизнь столь кратка, что не уступает своей эфемерности. И вот они здесь — он, десятилетиями верный семье Арасака и преданный долгу, с которым проживал достойно каждый новый день. И она — знавшая его каждый из этих дней, но так легко поверившая в его предательство.  А действительно ли Ханако знает его? Или это всего лишь ложь, которую он сам для себя придумал, поверив в неё, потому что только так ему казалось, будто он может быть ближе к ней. Не переходя порог дозволенного — это позволяло ему ощущать некую близость к той дружбе, которую она же сама для него создала. Он снова задавался вопросом — что, если он просто создал удобную ложь, чтобы хоть как-то оправдать свою привязанность? Ханако всегда была рядом, её слова звучали спокойно, её присутствие казалось естественным. Но была ли это дружба, или всего лишь необходимость? Для него. Только для него. Ведь для Ханако он был всегда никем. Тишина давила (ее молчание сейчас давило, хотя он привык к тишине — молчание часть всей их сути и Ханако никогда не отличалась лишней говорливостью, как и ее отец). Но сейчас Такемуре казалось, будто воздух стал плотнее, тяжелей. Каждое движение требовало усилия —даже просто вдохнуть. Он сжал пальцы, чувствуя, как холодный металл титана под искусственной кожей будто раскаляется до предела возможного терпения. Если бы он был для неё кем-то большим, она бы сомневалась в его верности? Если бы между ними было нечто настоящее, он бы чувствовал это иначе?  В горле пересохло. Он рефлекторно провёл языком по зубам, пытаясь избавиться от этой сухости, но в груди всё равно оставалась пустота. Внутри него, там, где прежде жила уверенность, теперь медленно растекался ледяной осадок, становясь всё острее с момента смерти Сабуро-сама. Само осознание гибели его господина окутало его холодом, пронзающим до костей. Но объявление о том, что именно он — Такемура Горо — является его убийцей, обрушилось на него, словно расколовшаяся бездна, утягивая в глубины ужаса, из которых не было спасения. Его имя произнесли громко, в обвинении, в приговоре. Спуская на него армию. Он чувствовал это слово не в звуках, а в самом воздухе, в весе каждой секунды, в том, как даже собственная тень казалась ему чужой. Отрицать было бессмысленно. Никто не пытался услышать правду, ради которой он теперь вынужден опускаться еще ниже. А Ханако? Она знала его. Или, может, никогда не знала? Он искал её взгляд — осторожно, поднимая глаза чуть вверх, чтобы увидеть ее лицо, но теперь, когда она молчала, её молчание казалось самым громким ответом.      Но зачем — зачем ему придумывать эту ложь? Какая в ней нужда, если сам её фундамент трещит ещё до того, как Ханако успеет хоть на миг задуматься? Свидетель? Нет, лишь зыбкая попытка удержаться за что-то, что не имеет веса.  Он знал это. Знал с самого начала. Ведь та, кого он хочет представить Ханако — заранее проигрышный вариант. Наёмница. Не советник, не кто-то из приближённых семьи, не служащий корпорации. Лишь тот, кто за эдди соврёт о чем угодно. Насколько он должен быть в отчаяние, чтобы пытаться соврать так безвкусно? И ведь о том, что на Компэки плаза было совершенно нападение и о том, что его лично Ёринобу послал по следу тех наёмников, что участвовали в этом нападении — Ханако разве не знает? Как так вышло, что минутой назад он был ещё верным псом, что шёл по следу убийцы ее отца, но в следующем мгновение уже он предатель. Разве она не понимает, что все это… … звучит даже странно. А даже если он и убил — зачем ему было пытаться отравить своего господина? Хотя эта ложь, которую Ёринобу скормил ему, скорей отгоняя от тела, чтобы ничего Горо не успел заметить лишнего. Но неужели в ее глазах он такой трус, что мог выбрать настолько неподходящий для него способ убийства? Ему хочется напомнить Арасака Ханако о том, что она всегда была умнее любого мужчины в её семье — так пора начать вновь думать. И пора вспомнить, наконец, причину, по которой её отец покинул семейный особняк в тот день и отправился в Найт-Сити, в котором бывал всегда лишь из крайней необходимости. Вспомнить, зачем он решил увидеться с сыном. Но эти слова — опасные, грубые — так и застывают в его горле. Челюсть сжимается до боли, почти до хруста, и он впивается ногтями в ладонь, чтобы удержать их внутри. Это грубо и бестактно — он никогда не позволял себе подобных слабостей. И уж тем более не позволил бы этого в отношении семьи своего господина. Даже к его убийце он не посмеет обратиться с подобной неучтивостью в своем воспитании, которое, возможно и хуже того, что получила Ханако с Ёринобу — но он как минимум не убийца собственного же отца. Он прикрывает глаза — всего на мгновение. Но даже в этой короткой паузе не перестаёт слушать, ловя каждый шорох за пределами квартиры. Он открывает глаза в тот самый момент, когда Ханако вновь задаёт вопрос. Про мальчишку. Про того, кто просто должен был выполнить свою работу, и тогда ничего — ничего произошедшего — не было бы.  Но он уже сказал. Уже ответил, что Ода жив — чем его ответ недостаточен? Какие подробности она хочет услышать? О том, как Ода, некогда дисциплинированный, расчетливый, стал жертвой собственных эмоций? Как с того момента, когда в его движениях появилась личная ярость, он потерял точность? Такемура видел это — не в глазах, а в манере движений, в том, как импульс заменил холодный расчёт. Он годами учил этого мальчика, чтобы не словить этот переломный момент для них двоих — каждый раз одно и тоже. Каждый раз. Она хочет услышать, что он разобрал его на части? Каждое усиление, каждая вложенная в него единица кибернетики, каждый миллион, потраченный на рипперов — всё это могло сделать его совершенным. Могло. Но без ясного разума любое оружие — лишь угроза самому себе. Ода утонул в собственной ярости. Такемура только направил его падение. Её вздёрнутые брови и холодный взгляд — обжигают. Оставляют следы, тонкие, жгущие, царапающие грудную клетку изнутри болью, которая не выражается ни в звуках, ни в движении. Но он сохраняет спокойствие — только чуть плотнее сжимает губы. Единственное нарушение его внешней покорности, с которой он держит себя. Её слова бьют больнее любой пули. Пули можно остановить. Они встречают титан, пробивают, проникают внутрь, но их траектория предсказуема, их урон измерим. А её голос? Её холодные, точные слова? Они проникают глубже. Прямо в незащищённые мысли, в те места, где броня бессильна. И там, в этом пространстве, они начинают отсчёт. Секунда. Другая. Падение начинается не с удара, а с осознания того, что он проиграл окончательно. — Вы ошибаетесь. Во всем, — это не звучит отчаянно — спокойно, холодно и так же расчётливо, пусть он вновь и произносит непозволительные для него слова. Но это не спор — факт, который Такемура лишь доносит до Ханако, — но Ода-сан жив и вероятнее всего, ему уже оказывают помощь. Потому что после того, как я закончу, рядом с вами должен быть тот, кто действительно вам верен. Этот мальчик — вам верен, хоть и усомнился в своём наставнике. Но это единственно правильный вариант, что допустим для вашей будущей безопасности. Я допустил ошибку, подвел своего господина, позволив уйти себе, что подвергло его опасности, но с вами, Ханако-сама, этой ошибки допущено не будет. Ода-сан знает правду, потому когда вы вернётесь, моей ошибки он уже не допустит. Просто позвольте мне закончить и попытайтесь хотя бы услышать, Ханако-сама то, что вам скажут. И я сдамся, если после того, что вы услышите, вы этого захотите. Вы сможете на мне использовать «Душегуба» или любую иную программу, которую только вы пожелаете испытать. Я приму любое наказание за свою ошибку. Такемура не смотрит на Ханако — вновь стоит опустив взгляд и смотрит в пол, цепляя краем взгляда только острые носы ее туфель. До прихода Ви остаётся совсем немного времени — ещё меньше времени остаётся до момента, как на их след выйдут люди из Арасаки и тогда разговора уже точно никакого не получится.