По одной лишь спине Хуа Чэна, неестественно ровной - в один миг его непринуждённость и весёлая пренебрежительность сгинули, - можно было распознать хищника, готовящегося к прыжку. Он и обернуться не успел, но любому, у кого есть глаза и хоть капля ума в голове, стало бы ясно без слов: сейчас что-то разразится. И даже те, кто не был причастен - пиявки, лягушки, даже комары, - мгновенно испарились из "области поражения", оставив вокруг Князя Демонов огромное пустое пространство, в котором барахтался только многострадальный Ци Жун.
- Ты сказал - бессильное божество? - едва слышно, чуть ли не одними губами, просвистел Хуа Чэн.
А, когда он всё-таки вновь взглянул на свою увязшую в болоте жертву - в его не прикрытом повязкой глазу сияли безумие и жажда уничтожения. Одновременно с этим он точным движением воина, побывавшего в настоящих сражениях, поймал пальцами сгусток тошнотворно-зелёного пламени и раздавил в ладони.
Хуа Чэн владел собой и прекрасно давал себе отчёт во всём, что собирается сделать сейчас. Это не было вспышкой в состоянии аффекта или временным помутнением, он воспринимал мир вокруг себя до болезненности чётко и ярко. Понимал, кто перед ним, и что его действия в отношении того, кто настолько слабее, аморальны.
Вот только плевать он на это хотел.
Быть сильнее, наконец-то сильнее, и прямо на месте отплатить обидчику Его Высочества оказалось для него ощущением новым и пьянящим. Голова пошла кругом от чувства силы - вседозволенности. Кто его остановит здесь? Даже небожители не заглядывают в такую глушь, да и что им до участи какого-то демона. Никто и никогда не мешал таким, как они, пожирать друг друга. Ци Жун как будто бы расплачивался разом за все те случаи, когда Хуа Чэн был всего лишь безродным мальчишкой или блуждающим огоньком, не способным никак заступиться за любимого, защитить его, даже ценой собственного существования. Он ничего не мог сделать. Но всё изменилось. Разительно изменилось, и вскоре каждая подлая тварь, каждая лающая почём зря шавка это поймёт.
Ци Жуна буквально выволокло из трясины, будто огромная невидимая рука сдавила его тело и разом выдернула на поверхность. Но этим Хуа Чэн не ограничился, он проволок пленника лицом и животом по мерзкой липкой хляби, подтаскивая ближе к себе.
- Что же, - не предвещающим ничего хорошего тоном проговорил он, - Ты отправишься со мной. Мне же нужно проверить, как именно поглощает своих жертв тихий омут.
Он не шутил. Ничто ни в интонации, ни в позе, ни в мимике не выдавало, что он блефует. Губы изогнулись, обнажая волчий оскал голодного и свирепого хищника.
- И это не ножик, - Хуа Чэн поводил кончиком лезвия ятагана в опасной близости от лица Ци Жуна. - Его зовут Эмин. И он очень хочет познакомиться с тобой. Точнее - с твоей плотью. Будешь мешать - и я ему это позволю. Ты меня понял?
И снова - лишь хладнокровная, пугающе хладнокровная и расчётливая констатация фактов. Того, что произойдёт, если князь Сяоцзин не будет вести себя как хороший мальчик. А он не будет - или впервые за всё время его пребывания на этом свете случится чудо, о котором молили все, кто знал этого юношу.