Лисьеречный лес нёс на себе тот самый мистический флёр зловещей романтики, какую всегда имеют места, предназначенные для того, чтобы щекотать нервы туристам. Никто доподлинно не знал, есть ли здесь и правда что-то сверхъестественное, или же это придумали для того, чтобы завлекать любопытных, а также тех, кто любит рисковать собой. Инсин не был ни тем, ни другим - точнее, живой и естественный интерес растущего в чужом и незнакомом мире подростка у него вполне имелся, но не распространялся на жуткие и опасные вещи. Шелест ветра в древесной листве и тихий плеск воды заставляли его вжимать голову в плечи, как в ознобе обхватывая себя руками, и мелко дрожать. Если бы дело происходило днём - он был бы в полном восторге, носясь по аккуратным дорожкам и плескаясь в водоёмах, и ему было бы наплевать, запрещено это или нет, пока его бы не выдворили вон из рощи за ухо. Но сейчас Инсин хотел домой, под тёплое одеяло, а до этого выпить горячего чаю с конфетами. Сейчас он был бы очень рад сладостям, способным отвлечь от воспоминаний об этой прогулке.
Как же он здесь оказался, спросите вы? О, это целая история, и, возможно, кому-то она покажется нелепой и даже глупой.

- Мальчишка, - старший ученик, высокий, плечистый, похожий на рыжего медведя, грубо толкнул его ладонью в грудь, и Инсин чуть не упал спиной на верстак. - Думаешь, раз господин Хуайянь с тобой возился из жалости - ты лучше нас?
Он знал, что они не принимают его, но в присутствии взрослых, состоявшихся кузнецов, уже с именем и опытом, сдерживались. И ему даже в голову не приходило, что они могут ненавидеть до такой степени. Инсин никак не мог взять в толк, чем же он так помешал - на Чжумине Сяньчжоу его приняли куда гостеприимнее, угощали, гладили по голове. Правда, потом закралось подозрение, что его просто жалеют, как оставшегося без родителей - как и всех остальных сирот войны. Он не был для них личностью.
- Ничтожество. Готов спорить, ты ни на что не способен без опеки Цзинлю, Старейшины и той болтливой лисы, - насмешливо проговорил другой, более щуплый, но слабый с виду лишь обманчиво - он мог поднимать тяжёлый молот в одиночку, отрезая Инсину путь к отступлению до двери.
В такой поздний час все уже разошлись или готовились к этому, поблизости никого из старших не осталось, а эти двое решили задержаться, чтобы перехватить его, зная, что он по обыкновению задержится в мастерской. Ему очень хотелось доделать инкрустированные голубовато-серебристой крошкой лунного жемчуга ножны для заказанного недавно кинжала - сам кинжал был уже готов.
- Маленький трус. Мы видели, как ты вчера ревел. Тебе что, пять лет? И такой, как ты, один из нас?
- Ну же, беги, жалуйся им, и пусть твой рогатый приятель возьмёт тебя на ручки и вытрет слёзки.
Инсин закусил губу и насупился.
- Не стану, - тихо промолвил он.
- О, вот как, - первый ученик схватил его за воротник, подтягивая к себе. - И это всё, что ты можешь сказать?
- Я ничего не боюсь, и я уже не маленький, - уже громче проговорил Инсин, вскидывая голову. В его глазах не влага блестела - но ярость.
- Ну, хорошо. Допустим. Хочешь пари? - парень широко осклабился, презрительно глядя на него сверху вниз. - Выиграешь - поверим. Ещё и извинения тебе принесём публично.
- Переночуй сегодня в Саду Безмятежности, - подхватил его приятель.

Инсин ускорил шаг, хотя понятия не имел, куда и зачем идёт. Все направления казались ему одинаковыми - в равной степени жуткими и негостеприимными. Просто казалось, что, пока он двигается - с ним ничего не случится. Каким образом это могло защитить - он и сам бы не объяснил, но остановиться означало умереть на месте. Может быть, от сердечного приступа - этот орган и так уже колотился у него где-то в горле.
Шшшшшшшшшх... шум позади, похожий на то, как если бы лёгкий ветерок всколыхнул палую листву и траву, заставил обернуться. Тут же зрачки мальчика расширились, но закричать он уже не успел.
Секунду спустя лишь ветви продолжали медитативно раскачиваться над дремлющими водами. Старательно вымощенные дорожки тоже как будто бы мирно спали, ожидая прихода утренних посетителей.
Ни Инсин, ни ребята из Комиссии по Ремёслам не знали, что на волю снова вырвался очень опасный и могущественный хелиоби. Если бы им было это известно, они не стали бы подшучивать так жестоко - им-то всего лишь хотелось, чтобы он разревелся и побежал к мамочке, точнее, в его случае к Байхэн или к Дань Фэну. Они не хотели бы его смерти, тем более быть за неё ответственными. И, когда он не придёт в Комиссию, как обычно - они по-настоящему испугаются.