одно твоё имя до сих пор приводит в ужас большинство волшебников магической британии. из всех чудовищ ты всегда стоял особняком, никогда своей сущности монстра не боясь и не стесняясь [ скорее, ты собой очень и очень гордился ]. в конце концов, никто из министерства магии никогда не думал и не заботился о тебе, и тебе подобных; почему же ты сейчас должен кого-то из них жалеть?

после того, как тёмный лорд одержал свою победу над мальчиком, который, увы, больше не выжил, ты стал одним из его самых преданных сторонников. ты ненавидишь, когда тебя называют главным по магическим существам, предпочитая более емкое чудовища. ты и правда такой, и твой талант собирать вокруг себя себе подобных, агитируя их служить тёмному лорду, вызывает только восхищение. в новом мире, где быть пожирателем смерти — не путёвка в азкабан, а престижное звание, ты привык быть тем, за кем следуют безоговорочно. чьи приказы выполняют, с кем не спорят, не повышают голоса, не поднимают глаз. боясь наказания, и твоего гнева. и если ты не можешь добиться того, чтобы магическая верхушка начала считать оборотней такими же членами общества, как и все остальные — ты заставишь их себя бояться. вот и всё. просто и эффективно. думаешь ли ты по ночам о том, как далеко зашёл, хочешь ли остановиться? я не знаю. я вообще никогда и ничего не хотела бы знать о ком-то вроде тебя, потому что моё презрение к тебе подобным родилось сильно раньше меня.

потому что если твоя кровь — чистая, то я дальняя родственница лили эванс [ а мы все знаем, что это не так ]. я терплю твоё общество только потому, что мы вынуждены работать вместе, потому что лорд тебе доверяет, а значит, я тоже должна. но никто и ничто в мире не заставит меня прекратить морщить нос при каждом твоём появлении рядом со мной, и спрашивать, сколько шампуней от блох ты сегодня использовал. будь моя воля — влила бы тебе и твоим дружкам-оборотням в глотку временное лекарство от ликантропии собственного производства, и заставила прекратить делать вид, что вы чего-то стоите. но ради общего дела мне приходится терпеть, изображая, будто меня не тошнит от твоего общества. возможно, это взаимно; ты говоришь "отрезать бы тебе ядовитый язык", я отвечаю "ты даже волос с моей головы не поймаешь". возможно, когда-нибудь мы привыкнем к друг другу. а возможно, за этой взаимной ненавистью стоит что-то большее, чем желание раз и навсегда друг друга уничтожить.

---

как признанный чемпион в соединении неожиданных канонических пар, я вижу в грейбеке и алекто такой потенциал, так что если вы тоже, то добро пожаловать с: я считаю его одним из самых недооцененных и нераскрытых персонажей, в котором было бы очень интересно покопаться: понять, на самом ли деле он такое чудовище, которым всем представляется, или жизнь рядом с волшебниками в последние годы, когда его по-настоящему ценят, сделала его блохастое сердце немного более терпимым. вижу между ними с алекто лютый лавхейт, когда каждый из них будет как-то ломаться или меняться в угоду второму. заявка написана лапслоком, но я могу писать как угодно — с больших или маленьких букв, с оформлением или без, от 1 или 3 лица. внешность тоже можем обсудить, я открыта с вариантами. залетайте в лс со своими идеями, хэдами, вопросами, и виденьем фенрира, я с радостью обсужу все детали. жду, и готовлю все свои шутки про волчью шубу, и пояс из собачьей шерсти ♥

Пример моего поста

корбану бы ей красный свет дать, но он зажигает для неё зелёный; такой же, как цвета их проклятого факультета, такой же, как цвет её глаз, такой же, как большинство зелий в баночках, что сейчас их окружают. алекто кажется, что она спиной к нему повернулась, и готова упасть вот так, закрыв глаза, доверяя, зная, что он её поймает; чувство до того непривычное, что почти неприятное; она такой быть не привыкла, и всё в ней сопротивляется тому, какой сейчас она становилась с корбаном.

сопротивлялось — но всё равно проигрывало.

алекто улыбается довольно, и улыбку эту прячет за прядями своих тёмных волос, что падают ей на лицо, не позволяя прочитать и узнать её выражение до конца. значит, она была права, значит, ей не показалось; значит, малышка аврора, такая невинная и праведная на вид, скрывает за этим образом гораздо больше тьмы, чем хочет показать.

если бы на месте корбана был кто-то другой, то она была порадовалась очередному козырю в своих руках [ против него ]; с момента возвращения лорда они все живут, как на пороховой бочке, раскручивают колесо русской рулетки, не зная, какой выстрел станет для них последним, и когда он случится. иметь что-то против даже своих друзей или соратников — нормально, правильно. будь амикус здесь, он бы похвалил её за то, что между делом узнала ту информацию, которая для её ушей и знания явно не предназначалась, а потом бы швырнул в лицо корбана своё фирменное круцио. алекто думает об этом, и становится ещё более довольной. но её брата здесь нет, и она не знает, в чью постель за её спиной он ляжет на этот раз. а значит, ни порицать, ни восхищаться ей больше некому. она знает, что корбану тоже сложно открываться, сложнее, чем ей, потому что он всегда был ещё более закрыт. но её зелья, что сейчас по его венам разливались своей ядовитой ложью, и её руки на его шее шепчут, что ей можно доверять.

алекто сама себе в моменте ужасается; понимает, что и правда, можно;
он — точно может.

— как никто понимаешь, но всё равно делаешь? — её шёпот возле его уха — сплошная провокация, которую алекто и не скрывает больше. да и зачем, если все карты на стол перед ним она уже давно выложила? —да ты ещё хуже, чем я думала, — и от неё это высший комплимент, который только получить или услышать можно.

она подбородок корбана двумя пальцами подцепляет, и взгляд на его глазах с трудом фокусирует. пальцы его со своих волос стряхнуть не пытается, хотя любому другому уже бы давно руку сломала до основания. но корбан — не любой другой; он кто-то, кого алекто [ добровольно ] под кожу себе пускает, почти все свои секреты доверяя. потому что он убьёт её также, как и она его, если хоть что-то из сказанного или сделанного когда-то наружу просочится. она с ним взглядами обменивается, чувствуя, что он поймёт всё без слов; от её "не провоцируй меня, корбан", до того, что алекто к его губам склоняется, всё ещё из своих пальцев не выпуская. её касания не дарят облегчения, они — цепи, которыми алекто к себе привязывает, пригвождая и обездвиживая. она языком по нижней губе корбана проходится, ощущая смертельный вкус своих ядов, разделяя эту опасность на двоих вместе с ним;

вероятность — 50/50;
либо доверишься, либо умрёшь.

она сильнее к нему прижимается, позволяя его рукам удобнее ложится на её шею и плечи; губами по его коже соскальзывает ниже, кончиком языка по вене на шее проводит, ощущая привкус той самой чистой крови, что сегодня так преступно проливалась на их жестоком задании. корбан — металл и пепел, камень на её шее, который точно утянет её на дно; но как перестать в нём тонуть, если ей это нравится?