Брат Рафен из ордена Кровавых Ангелов, карлан перворождённый, прошедший Рубикон Примарис. В ордене прославился тем, что трогал копьё Телесто, то самое, которым Сангвиний частично успешно потыкал Хоруса, убил Обагрённое Божество, которое заявляло себя как возрождённого примарха, изгнал Повелителя Перемен, пережил Чёрную Ярость, а под занавес - вынужденно вколол себе чистую кровь Сангвиния и выжил, правда, не без последствий для души и психики. Регулярно косплеит папу и ловит варп-мультики про мрачное будущее, не менее регулярно видит Сангвинора. С учётом истории и состояния - потенциальный кандидат не то в капелланы, не то в Роту Смерти, большую часть времени находится в темнейшей меланхолии и склонен к жуткому самобичеванию, причём в прямом смысле тоже.
Ах да^тм, как все наследники Сангвиния - вампир с проблемой хронической жажды, отчего очень мучается духовно (но людей и кто там ещё по дороге попадается всё равно, конечно, жрёт).
Полную квенту можно прочитать из-под профиля читателя.

Проклятые покои превратились в абсолютную свалку, которая премерзким образом сочетала в себе скотобойню со стеклянным лабиринтом. Реальность мерцала и дробилась на осколки, каждый раз стягиваемая обратно усилиями библиария, который уже опустился на оба колена и удерживал себя ровно лишь волей и багряными крыльями, распахнувшимися за спиной. Их призрачные перья колебались на потоках варпа, складывавшихся в ураганы и метавшихся между потолков и колонн - тех, что вызывал вой выродка, колотившего по няньке руками и ногами.

"Заткните его!" - Пронёсся в разумах всех Ангелов Смерти не то приказ, не то мольба.

Расплавленное золото продолжало клубиться на полу. Там, где оно соприкасалось с искажёнными предметами, с отражениями или туманными щупальцами, вспыхивало короткое пламя, яркое и чистое, иссушающий полуденный зной, и мир возвращал себе контуры.

Мелкая и сверкавшая, точно песок, пыль осела на жилистых лапах одного из ужасов, ярко-розового клубка плоти, конечностей и клыков, который от соприкосновения с ней взвыл сразу на десяток голосов и, позабыв про Иону, вокруг которого отплясывал, взвился под самый потолок, пытаясь стряхнуть ненавистную ему просто по природе обычность с гладкой шкуры.
Адриан, удачно оказавшийся на линии выстрела, пока фехтовал с десятком лишних конечностей второго демона, не стал терять возможности и нажал на спусковой крючок. Болты жадно, хрипло кашлянули, впиваясь в имматериальную плоть.
Демон продолжал биться в истерическом припадке из воплей и смеха в равной мере. Его искажающее пламя бессильно - пока - стекало с благословенного керамита, покрывавшего плоть десантников.

Иона и Адриан встали спина к спине. Их цепные мечи ревели теперь с громогласным воодушевлением живого хищника.

Огромная фигура капеллана, облачённого во тьму и серебро - его доспехи пожирали солнечный свет и радужные блики, словно чёрная дыра, - прорвалась к Церису. Печати чистоты, длинные пергаментные ленты, обвивавшие руки Аврелия Вера, медленно тлели, осыпаясь пеплом.
Он отстрелял все болты; космическому десантнику не требовалось смотреть на индикатор - лишь самый неопытный скаут не мог оценить боезапас по весу. Перезаряжаться же было некогда, так что капеллан повесил бесполезное оружие на пояс и, перехватив тяжёлый крозиус, увеличил мощность расщепляющего поля, окутывавшего оружие шелестящей синевой.

Ужас, появившийся позже, теперь явно решил подобраться к библиарию, прыгая между мерцавшими зеркалами, которые поднимались и опускались куда-то в бездны пространства, но удар прямо в острозубую пасть отбил у него желание нападать в лоб. Когда он попытался языком оплести иссиня-чёрное запястье и на мгновение задержать тяжёлую руку капеллана, Вер боевым ножом просто отрубил его.

У Рафена дела обстояли хуже.
Удар золотой фигуры был неожиданным. Периферийным зрением Ангел успел заметить его, но сам он был слишком массивен, чтобы изменить вектор движения достаточно быстро, и слишком крупным, чтобы увернуться. Астартес, особенно в полном облачении, не были созданы для элегантных смертоносных танцев в стиле проклятых друкхари.

Двое десантников, в алом и золотом, прокатились по полу. Дёрнувшись, Рафен успел слегка повернуть голову; возможно, это спасло ему лицо, и странная перчатка противника срезала лишь забрало.
Их взгляды встретились, но вряд ли сейчас всё колдовское зрение Персея смогло бы разобрать в сангвинарной душе что-то, кроме ярости. Рафен не мог даже удивиться, хотя какая-то, очень крошечная часть его усовершенствованного мозга ещё пыталась провести холодную оценку этого откровения.

Конечно, стоило бы догадаться раньше.
Конечно, колдун из Несущих Слово - Персей Бастард. Теперь это казалось самоочевидным: ведь кому ещё могла прийти в голову идея возлечь со жрицами в храме, кроме как не ублюдку из Тёмных Апостолов, чьи мысли состояли из похоти примерно на половину?

Но Ангелу уже не было никакого дела до того, кто это был. Он просто хотел разорвать в кровавые ошмётки всё живое, что здесь оставалось.

Второй удар Рафен уже успел блокировать. Перехватив руку Бастарда, он намертво сжал его запястье, не давая опустить когти ниже. В физической силе они абсолютно не были равны: укреплённые сухожилия примариса и его безумная мышечная мощь возносила его над всяким перворожденным.

А затем Рафен плюнул в лицо колдуну.
Он не знал, насколько противника благословили регенерацией его лживые боги, но кислотная слюна примарисов хотя бы на время выжигала глаза даже нурглитским прихвостням. По крайней мере, секунду дезориентации это могло обеспечить, и Ангелу бы хватило.

Рафена переполняла ненависть, настолько тёмная и жуткая, что отражалась бездной в его глазах, от зрачков растекаясь абсолютной тьмой. Этот мрак из самого сердца примарха, горечь абсолютного разрушения, жил в нём с тех самых пор, как он шёл по "Мстительному Духу", ища падшего брата.
В какой-то мере сегодня сын Сангвиния его нашёл, хотя и прятался этот ублюдок под личиной, что ему не подходила.

Дёрнув чужую руку вбок и вниз, Рафен услышал скрип металла и, кажется, хруст. Человеку плечо он бы попросту вырвал, десантнику - вряд ли, но сустав наверняка повредил.
Но Ангел продолжил движение, прилагая всё больше усилий и просто стаскивая противника с себя, специально продолжая налегать на и так пострадавшую руку. Вскоре Персей и сам завалился на пол, правда, впечатали его в благородный мрамор с куда большим усердием.

Не давая и мгновения себе на передышку, освободившийся Рафен откатился в сторону, одним рывком поднялся на ноги и, бросившись к мечу, успел ещё несколько раз выстрелить из болтера, который так и не выпустил. Теперь Кровавому Ангелу приходилось делить внимание между варповым ублюдком и его папашей, но отродье оставалось в приоритете.
Один из снарядов всё же долетел до няньки и пробил её крылья, разметав синие перья. Варповый вой стал тоньше и резал слух одной омерзительной нотой, на которой звучал.

Активировав магнитный захват на перчатке одной мыслью, Рафен перехватил клинок, не наклоняясь.
Пинок его сабатона пришёлся Бастарду куда-то под рёбра; золотой доспех слегка промялся, но не треснул, и это зародило в глубинах остатков разума Кровавого Ангела свежую мысль, что, видимо, пробить панцирь он не сможет даже со своей бездумной силой.
Поэтому удар меча клинком вниз он направил не в основное сердце, а в живот, в тонкий просвет сочленения между подвижными пластинами.