historia reiss
✦ shingeki no kyojin ✦

“съешь меня, хистория„

---

ты - шипы, а не розы.
кому-то может показаться, что ты - мягкая и нежная.
хрена с два. порой мне кажется, жёсткости я учился у тебя.

ты суровее многих мужиков.
и как в таком хрупком создании может держаться столько силы.
ты - первая, кому я раскрываю все свои карты.
я знаю, что осуждение - последнее, чем ты ответишь.

- герой, - сухо выдаёшь вердикт, и я даже не пытаюсь спрятать улыбку.
мы с тобой оба устали от притворства, так будем же честными во всём.
ты была той, кто раскрыл мне всю правду о мире, и я был обязан отплатить тебе тем же.

наш самый красивый и самый отчаянный йегерист.
королева проклятого острова.
потерявшая слишком много, чтобы смириться с правдой как она есть.

я обещал тебе дивный новый мир, и я тебе его подарю, даже не сомневайся.
и пусть другие гадают, что же связывает нас на самом деле.
мы-то с тобой знаем, что это - нечто, большее, чем весь этот мир.

---

ma квин, я жду вас, мочи нет!
из йегеристов нас пока двое: я и флоче.
очень ждём, когда наша королевская 1/2 пополнят ряды.
приходи, и награди нас своей мудростью и величием.
могу в много стекла и диванную философию.
в шизофрению могу и буду, даже если не хочешь!!1
ждём всем селом. ♥

---

пример вашего поста

и будет море
бескрайнее синее* море

пока ты сам его не раскрасишь.

сказать честно? быть тобой не очень-то лестно.
столько всего о тебе наговорят посмертно: душегуб, геноцидник, убийца.
клеймо за клеймом.

кто-то несмело прошепчет: спаситель.
кто-то - уверенно - отдавая честь: он сделал это ради нас.
герой и палач в одном лице.

кто ты такой по-настоящему?
какой ты - настоящий?
ты сам знаешь?

бескрайнее
и будто бы и впрямь безбрежное
но как быстро его можно преодолеть

ты стоишь посреди пустоши.
вокруг тебя - пустыня с её раскалёнными песками. над тобой - палящее солнце. и будто бы больше ничего.
ты обещал отправиться познавать мир с лучшим другом - но, увы, этому не суждено случиться.

и ты остался наедине с собой.
совсем один.
только ты.

эрену казалось, что он не сходит, и не сошёл с ума - он продолжает медленно растворяться в своём собственном рассудке как в путях; они подхватывают его бережно, не с самой колыбели - задолго до.
и качают на волнах - нежно, совсем как мать. ему бесконечно тепло и уютно.

хотя здесь нет таких понятий как тепло или холод.
но для эрена здесь всё по-особенному.
жизнь давно смешалась - калейдоскоп в его руках, заходи в любую дверь - вся твоя жизнь ( и не только твоя ) в твоих руках.

перед самым концом ( или же уже после ? ) эрен решает вернуться к истокам.
туда, где для него всё начиналось. туда, где всё уже завертелось - веретено, нить жизни, грустные лица ткачих.
эрен улыбается, осторожно берясь за нити, тянет на себя.

каким же удивительным он был.
наивный. отчасти - глупый в своей наивности.
но бесконечно живой.

эрен смотрит на себя - не в зеркало, но в глазах этих, ещё не покрытых поволокой смертельной тоски и печали, плещется изумрудной волной море.
он и сам не замечает, как губы трогает едва различимая улыбка.

они все - живые.
юные, полные энергии.
полные планов на будущее, абсолютно не подозревающие, что смерть ждёт их за углом.

ждёт на переулке.
ждёт на повороте.
в руках или пасти титана.

не под ногами колоссальных.
только не после того, как стены падут.
люди, убивающие людей. свои убивают своих. солдаты - друг друга.

разве же это - по-человечески.
разве все они после этого - люди?
разве все они - ч е л о в е ч е с т в о ?

у него голова начинает раскалываться от собственного громкого голоса.
уже вроде давно как сломался, а всё те же истеричные нотки присутствуют - совсем как у девчонки.
и как только его не прибили камрады.

он не выдаёт себя.
наблюдает из-за завесы.
юный он - это просто какое-то отдельное государство.

горячая дурная голова.
даже воздух вокруг - раскалённый.
чуть щурясь, он задерживается взглядом на своих друзьях.

армин - с рвущейся наружу надеждой и плохо скрываемым беспокойством теребит ремень на груди - нервно и почти незаметно.
микаса - с завороженным взглядом; эрену кажется, он слышит, как громко бьётся её сердце.
остальные - с мутным интересом, злорадством или сожалением.

такой громкий. такой шумный. такой бесталанный.
кому-то кажется, что его выпнут прочь, на поля, долой из армии.
кто-то уже готовится расстреливать курсанта насмешками.

эрен выходит чуть позже - когда закатное солнце оранжевым огненным маревом красиво играет на чужой пыльной форме.
друзей он разогнал со скандалом.
повязка на голове тоже пропиталась пылью - придётся сменять.

игнорируя все доводы про необходимость постельного режима - сотрясение чего у тебя, йегер, каких мозгов? - он рвётся доказать, что достоин.
- да пошёл ты в жопу, жан. просто пошёл ты в жопу.

он приближается почти бесшумно.
касается ладонью чужого острого плеча, и хмыкает, ощущая, как его маленькая копия вздрагивает - пугаясь.
ну ничего, бесстрашие тебе, конечно, к лицу, но пока ты так юн - позволь себе быть чуточку более живым и настоящим.

они смотрят друг на друга молчаливо с полминуты.
узнать в эрене эрена - почти что невозможно.
он растягивает губы в кривой улыбке и заискивающе интересуется:

- хочешь, я тебе помогу?

как убрать в плечах зажим
кто тебе сломает жизнь
станешь старше и про это скоро всё узнаешь ты

thomas draconius lucitor
✦ star vs forces of evil ✦

---

стар + марко = ∞
стар + том =
марко + том =
стар + марко + том = ...

в учебниках по геометрии нет ответа на этот простой пример; в учебниках магии - тоже. но на полях тетради марко выводит это снова и снова, пока бумага не начинает тлеть, как тлеет ткань рубашки под случайными неловкими касаниями где-то в общем бою на самом краю вселенной. кровавая луна видит их первыми: три пары рук и пересечения взглядов в свете пророческого луча. потом - зеркальное измерение, в котором их отражения сплетаются воедино, делаются смешными, какими-то растерянными - за пару мгновений до того, как стар схватит их обоих за руки и они сорвутся с места; за пару мгновений до того, как там, где раньше их отражения улыбались, останутся только тысячи острых осколков. позже будут магические подземелья и тронный зал мьюни, подземное царство, таверна у края вселенной, и ещё множество множеств историй, в которых они защищают друг друга - историй, которые были обречены случиться только тогда, когда они вместе.

в кошельке марко до сих пор хранит какую-то дурацкую заколку стар с падающей звездой, а во внутреннем кармане рубашки - медиатор, забытый томом на тумбочке в его комнате.

иногда марко думает о том, что если сам он - планета, то стар - солнце, яркое и ослепительное, дающее жизнь и надежду, а том - чёрная дыра. невидимая сила, что неумолимо притягивает к себе, разрывая при этом на атомы.

и, по правде сказать, марко уже не знает, что страшнее - быть сожженным заживо или исчезнуть в маняще-пугающей пустоте без следа.

---

ладно, окей, привет, демон!
тут вот какое дело: я в команде том/марко, а стар в команде стар/марко (глянь, я в любой из раскладок принцесса))0)), и мы не знаем, что нам с этим делать, потому нам очень нужен ты, чтобы во всём этом разобраться.
приходи, спасём тыщу миров, уничтожим другую тыщу миров, будем выяснять отношения и целоваться под светом трёх солнц где-нибудь в других измерениях, слушать сопливые песни сопливых бойзбендов, кататься на драконопедах, всё по красоте, в общем. главное - будь.
мы взрослые, контактные, уважаем чужое время и границы, и нам важно, чтобы ты тоже был взрослым, ну или хотя бы умел в открытый диалог, если вдруг что-то пойдёт не так. мы за общение вне форумов, можем закидывать тебя мемами, плейлистами и всратыми историями, а можем этого не делать, если ты не захочешь, НО нам очень важно сойтись по вайбам, так что было бы круто, прям идеально было бы, если бы ты тоже был открыт к ненавязчивой коммуникации.
пишем лапсом, тройку можем использовать, а можем не использовать. умеем ждать, не дёргаем с постами, игроки скорее неспешные, но стабильные. фанкаста у нас для тома нет, хочешь - используй оригинальные арты, хочешь - придумай какое-нибудь красивое демоническое лицо и будем им любоваться вместе.
заходи в личку сразу с примером поста. заранее любим и очень ждём. ♥

---

пример поста

воздух повисает между ними облаком пара, белёсым клубком - одним на двоих, замерев на мгновение, затем - исчезает, чтобы вновь, на выдохе, материализоваться, и потом всё повторяется, снова, снова и снова; так выглядит их упрямство, их непоколебимое нежелание уступать друг другу, признавая правоту второго. да хоть убей меня тоже, - думает стэн, продолжая смотреть в мутные, занавешенные чем-то невыразимо-болезненным, чем-то, исполненным одновременно слепой ярости и отчаянного сожаления, глаза кайла, и хмурится по обыкновению, как в самый ответственный момент, на матче там или во время экзамена, к которому он не готовился, - всё равно не отступлю и не кину тебя. никогда не кидал, и сейчас этого не сделаю, усёк?

придурок, как ты мог подумать, что я так с тобой поступлю?

- ты знаешь меня, кайл, - выплёвывает он ему в лицо, когда кайл хватает его за ворот - он всегда сначала предупреждает, а потом уже бьёт, и это тоже для него будто бы аксиома, будто рефлекс безусловный - сколько их было между ними, этих тупых драк, из которых они, разматывая друг друга до кровавых соплей, никогда не выходили ни победителем, ни побеждённым - просто били сильнее, чтобы выбить всю чертову дурь, если слов уже не оставалось? - ты меня знаешь, я не свалю.

потом они всегда хохотали, как умалишенные, размазывая по лицу грязь, мешающуюся с кровью - где чья? черт разберёт, да оно и не важно, - пили дрянное пиво, курили травку из бесконечных запасов рэнди, и будто бы никогда больше не возвращались к тому, из-за чего парой часов ранее пытались друг друга убить.

фильм такой был - вспоминается стэну; классика, брэд питт в леопардовой шубе, взрывы под скрипяще-надрывную лирику pixies («прикинь, стэнли, сколько бы мыла можно было сварить из жирдяя?» - смеялся тогда, когда они его пересматривали вместе, кайл), все эти их «первое правило бойцовского клуба...», второе правило, третье, десятое: стэн, конечно, уже и не помнил почти ничего, но понимал ещё тогда наверняка, что мужики не просто так друг друга калечили. сейчас знает точно, по себе знает - так они справлялись со всем этим стрессом из-за убогой работы, со всеми своими тревогами, с заебавшими их подружками и начальниками-пидорасами, с буднично-тупыми разговорами об этой их скучной жизни, скучной настолько, что проще вступить в ряды смертников, чем продолжить это дерьмо вывозить, делая вид, что их всё устраивает.

- если надо будет, - доверительно сообщает стэн, и голос его звучит не то как попытка завести разговор с умственно-отсталым, не то как угроза: слишком спокойно и мягко, легко, безо всяких сомнений, - я переломаю тебе ноги и затолкаю обратно в машину насильно, чтобы увезти подальше отсюда, и... - и не успевает договорить, потому что кайл, очевидно, наконец-то дошедший до точки кипения, наконец-то позволивший этой своей вечной неконтролируемой, мать его, агрессии, взять над ним верх, и мажет кулаком куда-то по скуле, по носу, наверное, думая, что может сломать, и это его, стэна, как-нибудь затормозит.

но у него ничего не выходит.

и удар его кажется слабым жестом отчаяния, и сам он вдруг делается каким-то незнакомо-далёким, меньше обычного - почти даже жалким, если бы только стэн хоть один раз мог позволить себе подумать о жалости к кайлу в этом, уничижительном ключе, через призму собственного превосходства. но стэн, конечно же, так не думает. стэн, конечно же, никогда бы не. и стэну, конечно же, вовсе не больно - скорее странно и непонятно. он ждёт следующего удара, не предпринимающий попыток обороняться, но его не случается - не случается стандартного падения на землю, пинания друг друга до тех пор, пока кто-нибудь харкать кровью не начинает, не случается свистяще-хрипящей отдышки и финальных тычков в плечо, означающих мир: этот их мир крепче гранита, смешно было бы думать, что одна тупая драка что-то изменит.

если это, конечно, не убийство нашего общего друга. да, кайл?

мерзкая мысль приходит в голову совершенно некстати, и стэн отмахивается от неё точно от стаи назойливых комаров, пытающихся атаковать тебя со всех сторон где-нибудь в вечернем походе, пока все сидят у костра и травят небылицы о кошмарных монстрах, призраках, йети, выпрашивающих три с половиной доллара, инопланетянах, анальных зондах и прочем таком, во что сами уже и не верят, но по-прежнему пытаются кого-то то ли напугать, то ли впечатлить, то ли всё сразу. стэн отмахивается от этой мысли, а потом думает, что лучше бы остался там, заплутавший в собственных рассуждениях, потому что, может быть, тогда бы он вовсе и не услышал того, что сейчас говорит ему кайл: переспросил бы, мол, что? извини, я отвлёкся, что ты сказал? а кайл бы ему не ответил - врезал бы ещё раз по морде, и они пошли бы спокойно пить пиво, пытаясь понять, что они планируют делать дальше. вместе.

лучше бы, честно, всё так и было.

- чувак, я так тебя люблю. - говорит стэн, когда кайл впервые притаскивает его, вусмерть ужравшегося на вечеринке, к себе домой, пытаясь не шуметь, чтобы не разбудить шейлу, затаскивает его в комнату, закидывает на кровать и стаскивает с него грязные кеды: они залиты пивом и его же блевотиной, но кайлу будто бы глубоко поебать на все эти мелочи. кайл всегда ему помогает.

- я так тебя люблю, чел! - стэн растирает омерзительно пошлые пьяные слёзы по щекам,  роняя голову на колени к кайлу, молчаливому и покорному, слушающему в очередной раз бесконечную историю под названием "меня бросила венди, чел, у меня никого не осталось, пиздец, я не знаю, как мне жить дальше", и только вздыхает, раздраженно и шумно, - я так сильно тебя люблю! - и в этом нет ничего странного, и в этом нет ничего непонятного, и в этом нет ничего гейского, думает стэн в этот самый момент.

ну нажрался. ну разнылся. ну с кем не бывает.

- ты лучший, кайл, будь ты тёлкой, я бы давно на тебя запал.
- кайл, пиздец, выходи за меня.
- люблю тебя, бро.

эти слова мантрой звучат голосом стэна сотни раз, по обыкновению, простые такие, как вопрос «что нового?», например // голосом кайла они звучат впервые. совсем другие, не такие совсем, как те, которыми привык разбрасываться сам стэн:

они настоящие.

как-то так сообщают людям о том, что им осталось жить пару месяцев; как-то так общаются с родителями смертельно больных детей в хосписах; как-то так звучит конец ебаного мира. хлёстко, прямо, с укором, и - совсем капельку - истерично.

кайла несёт, и всё, чего хочется стэну прямо сейчас - чтобы он заткнулся немедленно, но он продолжает эту свою самоубийственную откровенность, и стэн бы отдал что угодно за то, чтобы кайл сейчас, рассмеявшись, снова выдал что-нибудь в духе «нет, ну ты бы видел свое лицо, чел!», и «ага, повёлся?», что-нибудь такое же идиотское, как он сам. и кайл смеётся - действительно смеётся, но совсем не так, как это себе представляет сейчас стэн: болезненно, надрывно, громко, так, словно прямо сейчас достанет ружье и снесёт себе половину башки - от этого его смеха стэну становится не по себе.

от этого смеха, от того, как он смотрит, от того, что его слова всё ещё не заканчиваются: стэн чувствует, как где-то внутри что-то переворачивается, его, кажется, даже мутить начинает - не так, как когда ему признавалась в любви венди, там, ещё в третьем классе, и он блеванул ей прям на лицо, но-по другому совсем, как-то нездорово, как-то так, будто ты сел в вагончик русских горок, и несёшься на этом вагончике вместе со всем миром, существующим вокруг тебя, куда-то в пизду.

возможно, такую же глубокую, как у мамаши картмана.
хотя это, наверное, последнее, о чем стоило бы думать сейчас.

какой же ты тупой, чел.
какой же ты непередаваемо тупой.

стэн отталкивает его - легко, но этого хватает для пары шагов назад. этого хватает, чтобы нырнуть вновь в машину, роняя лицо в ладони: сердце заходится бешеной птицей, поехавшим хомяком в аквариумном колесе. сердце колотится и щемит так, будто сейчас грудную клетку проломит - какого хрена, чувак? какого блядского хрена?

спустя пару мгновений эта экзистенциальная тошнота, сделавшаяся засасывающей всё живое чёрной дырой, отступает, а мысли прекращают прыгать судорожно, как шлюхи по членам, старательно отрабатывающие двадцатку в час, потому что здравый смысл всё же берёт над ним верх, подкидывая единственное логичное объяснение происходящему, такое простое, такое понятное, что удивительно даже, как он сразу не догадался.

ничего другого придумать не мог?

и всё отматывается назад: к тому моменту, когда кайл начал весь этот цирк, к тому моменту, когда он только-только раскрыл рот, к тому моменту, когда стэн успел поймать в его взгляде только упрямство, одно лишь упрямство - и ничего кроме. к тому моменту, когда воздух между ними клубился в ожидании не случившейся потасовки. к тому моменту, когда он только-только его нагнал, и тогда он опускает стекло, чтобы окликнуть супер-лучшего друга, но затем, подумав ещё немного, вываливается из машины снова - на тот случай, если кайл опять решит попытаться свалить; играть в догонялки всю ночь ему совершенно не хочется.

- я понял, кайл, это твоя очередная попытка сделать так, чтобы я от тебя отъебался, да? - говорит он устало и зло, - очень смешно, я почти даже поверил. полезай в машину давай, я заебался торчать в этой дыре. остановимся где-нибудь на ночь, идёт?

и голос стэна почти не дрожит. почти совсем не дрожит.

roman berezin
✦ sled ✦

---

У Ромы все хорошо - несмотря на кошмары, с которыми он ежедневно сталкивается на службе; несмотря на трещаший по швам брак. У Ромы все хорошо - ведь Рома обладает удивительным качеством находить хорошее даже в самых плохих ситуациях. А потому неудивительно, что в организации Рому любят. Рита - не исключение. Ей нравится работать с Ромой, ей нравится Рома - пожалуй, даже слишком. Об этом Рита предпочитает лишний раз не задумываться - по разным причинам. Служебные романы не в ее стиле; заводить очередные отношения после нескольких неудачных браков совсем не хочется; да и вообще, Рома женат... Впрочем, Рита соврет, если скажет, что ей вообщесовсемвотниразу не хотелось перевести их отношения в иной формат. Искушения возникают постоянно, но Рита держится. Ее оборона - крепка, но небезупречна. Ей легко, пока она думает, что ее чувства безответны.

---

заявка в пару (рома х рита - канон, попробуйте переубедите меня)
хочу упасть в слоуберн с хэппи эндом, а еще хочется сообразить какой-нибудь сложносочиненный (учитывая фандом, ОЧЕНЬ сложносочиненный, видимо, - такой, в каком мы сами канонично запутаемся, плюнем в итоге и сделаем в итоге ВООБЩЕ НЕ ТАК, потому что забыли, что было в начале, или потому что экранное время кончилось) долгоиграющий детективный сюжет, но это опционально (не связанные друг с другом микросюжеты меня тоже устраивают!)
пишу небольшие посты от третьего лица; буду стараться писать хоть раз в неделю
связаться можно через ЛС, далее дам тг; помогу с графикой, люблю, когда вопят от радости дают обратную связь, а не принимают пост молча, и буду рада, если мы сможем поорать друг в друга, покидаться мемами и музычкой
ЖДУ 

---

пример вашего поста

Энни стоит посреди панорамного зала - того, в котором обычно происходят заседания Семерки. Сейчас огромное помещение практически пустое - за исключением самой Энни, нерешительно мнущейся у двери и не совсем понимающей, для чего ее вызвали, в зале находится только Эшли. Она вольготно расположилась за V-образным столом, чего, пожалуй, не посмела бы сделать, окажись на месте Энни любой другой член Семерки; но Энни она не боится, напротив - это Энни робеет под ее пристальным взглядом.

По обстановке Энни несложно догадаться, что она в чем-то провинилась. Она перебирает в голове события прошедших дней, безуспешно пытаясь вспомнить, в чем могла облажаться; в голову ничего не приходит. Впрочем, Эшли не стремится томить Энни в мучительном ожидании; она тут же обрушивается на нее, не стесняясь в выражениях.

- Это что за херня, Старлайт? - она тыкает по экрану своего мобильного и затем толкает его в сторону Энни, чтобы та могла увидеть проигрывающееся на нем видео.

Запись некачественная, сделана откуда-то из-за угла, и все же на ней отчетливо запечатлено происходящее. На видео Энни избивает нескольких мужчин; отпираться бессмысленно - отлично видно и ее лицо, и демонстрацию способностей. Да и не хочется - Энни не кажется, что она сделала что-то плохое. Она вступила в драку, защищая девушку, на которую напали. А Энни - Старлайт, супергероиня - ведь и должна защищать, разве не так? Правда, ринувшись на подмогу, она и не думала, что этот эпизод может оказаться сперва в памяти чьего-то телефона, а затем - на Ютубе. Улица казалась пустой.

- О чем ты, блять, думала? Молодец какая, подралась на улице. Да еще и светом этим своим ебанула, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что ты - это ты, - лицо Эшли перекошено от ярости, она нетерпеливо подскакивает в кресле, забирает телефон и свайпает вниз, переходя к комментариям. - "Это же Старлайт, что она делает?", "Куда смотрит Войт?", "Она что, просто напала на этих челиков?" и все в таком духе...

Внутри у Энни все холодеет. Неужели происходящее действительно воспринимают так?

- Они напали на девушку, - перебивает она, пытаясь объясниться.

Эшли вскакивает, бешено вращая глазами и раздувая ноздри. Резким жестом она велит Энни умолкнуть и выходит из-за стола; она приближается, подходит практически вплотную, заставив Энни отшатнуться, и продолжает орать, тыкая в телефон.

- Какую? Вот на эту, трясущуюся за мусоркой? Нихрена ее не видно, это раз. Никаких заявлений от нее не поступало, это два. Так что ты тут просто избиваешь двух мужиков, что бы там на самом деле ни происходило.

Эшли продолжает наступать на нее, а Энни продолжает пятиться. Это даже смешно: ведь Эшли - обыкновенная женщина, но все же в этот момент именно она держит в страхе Энни, способную в одно мгновение ее искалечить, не наоборот. Энни теряется под ее напором и с трудом понимает, как ей защититься; то, каким именно образом Эшли описывает ситуацию, кажется ей катастрофой. А та не предлагает решения; она лишь продолжает изрыгать из глотки ругательства.

- Ты, блять, в высшей лиге! Ты должна сидеть на своей плоской жопе ровно и делать лишь то, что тебе говорят! А теперь нам предстоит разбираться с иском и отмывать твою сраную репутацию, просто потому что ты решила поиграть в героиню!

До сих пор Энни была растеряна и напугана, но теперь она начинает злиться. Последние слова Эшли задевают ее всерьез. Что значит - поиграть в героиню? Она и есть героиня. Она должна помогать и защищать; это ее призвание, призвание каждого в Семерке, но вместо настоящей помощи они только позируют, дают интервью и участвуют в постановках. Вот что действительно должно возмущать, вот от чего ей действительно хочется восклинуть - что-это-за-херня?

Все должно было быть по-другому. Энни представляла себе все по-другому.

Ей хочется послать Эшли, вернуться в свои апартаменты, собрать те вещи, что успела привезти, и убраться подальше. Ей правда этого хочется в какой-то момент. Но перед глазами всплывает лицо матери, удерживая Энни от еще одного опрометчивого шага: она была так рада, что ее дочь приняли в Семерку... Всю свою жизнь мама посвятила карьере Энни, и попадание дочери в супергеройскую элиту стало ее триумфом; если Энни исключат из Семерки - да еще и с таким позором, да еще и через такой короткий срок, - то она просто не переживет. То есть, переживет, конечно, но жизнь самой Энни с этого момента превратится в ад.

Так что ей придется проглотить и это тоже.

- Меня уволят? - слабым голосом спрашивает она.

finnick odair
✦ the hunger games ✦

---

Урвать себе кусочек от этого Победителя хочет себе половина спонсоров. Другая половина уже это сделала или стоит в очереди и готовиться с ним рассчитаться каким-нибудь очередным секретом. Прогреми такой с больших экранов в Капитолии - мусолить на вечеринках будут не один день. Скажи все разом - энергия в столице будет генерироваться за счет сплетен и скорости их разнесения, где в финале от изначальной мысли мало что останется.

Финник умеет расположить к себе, когда ему это нужно. А нужно это примерно всегда. Внимание этой публики не вечное, а значит, нужно успеть взять все, что полагается.

И что пригодится для общего дела. То самое, о котором "благодетели" в ответ не должны узнать. Как и про Энни. Не слишком ли много секретов на одного человека, Одэйр?

Финник говорит много, но после разговора с ним понимаешь, что ничего-то он про себя не рассказал, а для себя снова получил новое. Джоанна злится, когда тот снова и играючи забалтывает её саму. А потом давится со смеху, когда он проделывает то же с кем-то из других менторов или капитолийцев.
Хотя, признаться, ей было бы больше по душе, если бы он вышел на них с трезубцем.

---

Внимание, разыскивается обладатель самой обаятельной улыбки во всем Панеме! Пожалуйста, не умирай©, хочешь ищи Энни, не хочешь - строй свою историю иначе. От себя обещаю эту вот странную дружбу и вайб "сидят на кухне в три часа ночи, пока у всех вечеринка".
Что по игре: пишу раз в неделю-две, в ответ хотелось бы примерно такого же. Внеигровое по желанию, но будет здорово не-молча обмениваться постами.)
Связаться можно через гостевую или лс, желательно сразу с примером поста. У нас небольшой каст, но мы в тельняшках и ждем всем нашим пгт!

---

пример вашего поста

Джоанна упивается собственной победой на играх, чтобы не сойти с ума еще больше. Чтобы перестать вспоминать чужой предсмертный хрип, она громче смеется и скалится в ответ миротворцам, которых встречает возле деревни победителей. Прежде им приходилось переходить дорогу друг другу, но теперь это им нужно вести себя сдержанней и не приближаться лишний раз к новоявленной победительнице.

Мэйсон шумная до невозможности, продолжает быть костью в горле у своего стилиста и хоть сколько-то успокаивается только в присутствии близких.

Но самое главное: она все еще жива. Неплохой сорванный куш, а?

Блайт во время тура победителей постоянно зудит над ухом о том, что ей нужно быть осторожней, во всем: высказываниях, действиях, что лучше спросить сначала у него, перед тем как нестись сломя голову навстречу какой-то неудаче, которая из-за нее самой и перерастет в катастрофу. Джоанна отмахивается от всех слов (в лучшем настроении, в остальном просто посылает) и продолжает в том же духе. В каждом новом дистрикте равнодушно считывает текст с бумаги и отправляется в следующий, так и до самого Капитолия. Местные сначала вызывают смех своими шмотками, а после: истерический своими намеками. Она прямо шлет кого-то во все места и разбивает бокал с выпивкой кислотного цвета, чудом не об его голову.

Бывший ментор молчит всю дорогу до Седьмого дистрикта.

А вернувшись туда, Мэйсон узнает о смерти своих единственных двух лучших друзей и старшего брата. Несчастный случай на лесопилке, это бывает, это повседневность, но почему тогда так давит на нее это ощущение вины? Почему; она отворачивается от собственного отражения и запрокидывает голову. До ее первых игр в качестве ментора остается не так много времени. Она не покажет этим ряженым курицам Капитолия [а главное самому Сноу], что хоть сколько-то ее можно сломать.

Но на трибутов без слез не взглянешь. Нет, сначала пытается, но какого черта? Пацану едва исполнилось пятнадцать, девчонке — тринадцать, оба смотрят в пол все время, пока едут в поезде. Блайт что-то сначала пытается им вдолбить в головы, но вскоре отмахивается первым. Джоанна пытается наставлять, но в своей манере, но «Просто порви всех нахер, а если не можешь, так переживи!» оказывается недостаточным наставлением.

Элен совсем не тянет на победителя и ее наставница мрачно смотрит на результаты показательных выступлений. У нее — двойка, у Томаса — пятерка и это больше напоминает избиение младенцев. Во время интервью Элен и вовсе все-таки заливается слезами и Джоанне хочется провалиться сквозь пол.

Победителей в играх и правда нет.

На очередном мониторе, теперь уже во время трансляции в общем зале, лицо девочки мелькает в последний раз. Чудом выжившая возле Рога Изобилия, ее убивают еще до наступления темноты и подведения первых итогов.

— Сука! Я же говорила, говорила тебе оглядываться почаще, неужели это так сложно! — Чьи-то руки оттаскивают ее от основной толпы. Безгласый почти роняет поднос с бокалами, когда победительница прошлых игр замахивается, чтобы ударить по чужому плечу. — Маленькая идиотка! — Хотя скорее это уже про себя. Как можно было хоть на секунду предположить, что ее трибут переживает хотя бы первые сутки?

Но это оказывается непростой истиной, слишком.

— А, Двенадцатый, да? Думаешь, ты здесь самый умный? — Шипит почти в лицо, когда понимает, кто ее буксировал все это время. Потом косится на фляжку и быстро отпивает. Пойло обжигает горло, но мягко ложится на душу. — Твои-то там еще, носятся? — Смотрит через плечо Хеймитча на один из телеэкранов. А потом на ведущего.

— Мне стало бы легче, если бы порвала глотку каждому из них!..

cain
✦ romance club ✦

---

у каина крылья — белые-белые, похожие на снег, который больше не выдет на этой проклятой земле. у каина глаза красные — как кровь, не иначе ( лэйн смотрит и не может насмотреться ); каин отстраненный, каин говорит мало, молчит — много, секреты хранит в каждом своем углу и каждый шкаф заполняет трупами, костьми обглоданными, не показывает их никому. он знает — молчи, скрывайся и таи; лэйн смотрит на него и понять не может — что же с ним не так? бессмертные должны внушать страх, должны внушать желание убежать как можно дальше, но лэйн хочется коснуться его крыльев, узнать какого это — чувствовать его перья под своими пальцами.

каин смотрит на лэйн не мигая, не отстраняясь, не пытаясь играть в гляделки — они давно уже прошли, они давно уже забылись. так тает снег по весне — через грязь, через нежелание быть лужами, но лэйн знает: даже самая сильная плотина рано или поздно сломается, и каин дрожит, его выдержка не выдерживает — он ловит ее, заботится как может и защищает. в его глазах все больше и больше чего-то, что она не может себе объяснить ( боится ли? );

ее сила бьет через край. она — длань аббадона, она — начало и конец всего этого мира, а каин знает что-то, но умалчивает; у каина крылья — белые-белые, а глаза — алые, вот только если кто-то видит в них лишь спасение, то лэйн видит в них собственную погибель.

ты права, мы с тобой были знакомы
_{( весь мир рушится карточным домиком )
( где-то воют сирены )
( лэйн задыхается )}

---

просто приходи, хорошо? заявка в пару, как бы это не было не странно ( ха-ха ). вообще, у нас тут свой блек джек с ангелами и демонами, но ведь так интересней? во всяком случае, мне кажется — да. игрок я не слишком быстрый, приветствую общение вне ролевой и для связи использую тг, так что приходи — я все расскажу ♥

---

пример вашего поста

в aen elle цирилле не нравится — ей хочется домой, ей хочется в каэр морхен, ей хочется снова ощутить себя ближе к ведьмам, чем к эльфам. они — не похожи на них, людей. они все такие красивые, утонченные, желающие недостижимого, ходящие с прямой спиной и только некоторые из них опускают собственные глаза, словно подчиняясь кому-то. какой-то невидимой силе, которая однажды сказала, что так и должно быть — цирилле не нравится это, ей хочется плеваться, ей хочется сбежать отсюда, но выхода — нет.

когда ей представляют сначала эредина, она давит в себе желание спрятаться за фигуру авалакха так, словно он может быть щитом и мечом ее, но правда глаголет то, что у нее нет ни первого, ни второго и поэтому взгляд чужих глаз приходится выдерживать самой. ее никто не похвалит, ей никто не скажет, что она хорошо потрудилась, потому что все, чего она достойна — чужие слова о том, что она должна сделать, даже если не хочет.

они все, наверняка, знали. знали, что она не захочет ложиться под короля, что ей будет это не в радость, что она будет пытаться оттягивать это все, но у цириллы просто нет другого выхода. она знает — ее отпустят только тогда, когда она сможет родить ребенка, вот только это дитя ей нужно не больше, чем ведьмаку лапти. но цирилла девочка умная, цирилла умеет держать себя в руках и даже если ее выгоняют в первую ночь из чужих покоев, даже если после ее ласкают лишь пальцами, словно возвращая в мир того, что чужие руки могут нести не только смерть и страх — ей страшно. а еще бьет по самолюбию.

каждое утро ее одевают в платья, каждое утро ей заплетают волосы и, смотря в зеркало, цирилла просто ненавидит это отражение — это не она, она ведь так долго бежала именно от этого, так почему она вернулась? чтобы спасти других, или чтобы спасти себя? она не знает. не готова узнать, если быть честной с собой, но все равно позволяет — однажды, когда она взбрыкнула, пришел авалакх и они ( снова ) поругались.

вот только с каждым днем находиться здесь все было еще более утомительно — вечно хорошая погода, лучшая еда, напитки, вода. здесь все было — лучшим, таким отличительным от того, к чему она привыкла, что когда ей говорят, что сам эредин хочет видеть ее на позднем ужине — она едва ли не просит передать ему неприличный жест, но сцепляет зубы и губы и...

идет. с совершенно прямой спиной она садится за стол и только когда заглядывает в чужие глаза — тушуется.

— не смотри на меня так, словно видишь впервые, — она подхватывает бокал с вином и чуть заметно покачивает его в пальцах, прежде чем сделать глоток. эредин же.... даже сидя вот так вот, ничего не делая, он привлекал к себе внимание — стать, гордость, сила, волосы воронова крыла и глаза, что следят за каждым ее движением. и все это заставляет ее повести плечами, делая очередной глоток.

— если ты хочешь спросить как дела с королем — он продолжает уходить каждую ночь, оставляя меня в одиночестве и не трогая. иногда мы играем в шашки, но не более, — и зачем она говорит это? разве авалакх не докладывает ему об этом всем? она не знает, но неловкость этой встречи она терпеть просто не может, — но ты и... сам это знаешь. авалакх наверняка тебе все рассказал.

eric cartman
✦ south park ✦

ethan cutkosky

---

кенни:

короче, чел, смотри сюда, что у нас по сюжету:
стайлы есть стайлы, у них там ебля в мозг нон-стоп.
а что с нами приключилось: кайл разъебал голову картмана битой, после чего свалил из города вместе со стэном, бросив дружочка на произвол судьбы.

кенни, будучи не такой сукой (хек), его подобрал, привёл в чувство, и на фоне адреналина и алкоголя кое-что случилось. раньше чем у стайлов.
эрик со своей латентностью, конечно, всё портит, а кенни забивает на него большой и толстый, а дальше:

Я УХОЖУ К ДРУГОМУ ЕГО ЗОВУТ РУСТЕМ. [ц]

ладно, да. это баттерс. тот самый наивный белокурый ангелуша.
ну картман не был бы картманом, не реши он через пару месяцев своего рехаба подальше от саус парка, вернуться, устроив пиздец, который, в общем-то, устраивал всегда.

что хотим?
драмы, стеклища. подростковых разборок на повышенных тонах.
а дальше - будь что будет.
пусть история пишется.

не зассышь прийти?

баттерс:

баттерс любит эрика всем сердцем и держится за него, как держатся за спасательный круг в океане непредсказуемости, потому что где-то в глубине души он понимает страшную правду:
эрик - единственный, кто никогда его не бросал.
не потому что эрик верный или ему не пофиг, нет: дело в том, что эрик предсказуемо безнадежный.
баттерс запоминает всё. всё-всё-всё: то, что эрик ненавидит корицу и морщится при слове "семья", то, какой глаз у него подёргивается, когда эрик врёт. баттерс помнит даже номер его банковской карты: на случай, если вдруг понадобится срочно одолжить ему денег. баттерс выучил это всё наизусть, но странным образом стёр из памяти поджог своего рюкзака, унизительную кличку, которая прицепилась к нему на целый год, сломанную модель самолёта (ну он же сказал, что случайно!) - не потому что он тупой или слепой, а потому что сам выбирает не замечать и не видеть.
баттерс уверен: кенни однажды может бросить его из-за какой-нибудь классной девчонки. кайлу и стэну всегда было плевать на него, им он никогда не был нужен. даже родители - и те всегда были слишком заняты собственной жизнью, чтобы помнить о том, что баттерс вообще существует.
но эрик - это другое.
эрик берёт его в соучастники и помнит его, баттерса, имя. эрик всегда остаётся собой, и это кажется баттерсу единственным якорем в его жизни. баттерс верит, что где-то там, под всеми слоями сарказма и злости, в эрике живёт что-то хорошее и по-настоящему доброе. баттерс верит, что эрик просто боится быть славным парнем. баттерс верит, что однажды эрик посмотрит на него с уважением и скажет что-нибудь в духе: «знаешь, баттерс, не такой уж ты и придурок», и это - баттерс знает наверняка! - будет одним из самых лучших моментов в его странной жизни.

---

что можем предложить: ламповый каст ламповых ребят (пизжу как дышу да). ладно, мы реально ничо такие.
мы любит обмениваться артами, хэдами, музыкой, мемами, шутить уёбские шутки и паразитировать на графонии кайлуши (лол).
заявка в тройничок или нет - а дьявол его знает, определимся на месте.
но что есть - баттерс и кенни всегда были добрее к эрику. помни об этом, сучёныш.

а ещё мы решили, что к своим 16-ти картман сбросил вес. но это необязательно)0 если ты против, подберём фанкаст вместе.

---

баттерс

снег похож на сахарную вату - ту, что он покупает на последней в году ярмарке, грея руки безалкогольным пуншем и ладонями кенни, и смеётся, когда на лице у его парня - это до сих пор звучит непривычно, но та-а-ак здорово, с ума сойти можно!  - остаётся сахарный отпечаток. можно его слизать, говорит кенни, и у баттерса начинает гореть шея, уши и щёки, потому что все вроде как смотрят. потом они катаются на чёртовом колесе и целуются, зависнув над городом, целуются так оглушительно долго, что в животе всё переворачивается - то ли от высоты, то ли от того, как глубоко проникает его язык. так всё это классно, странно и удивительно; странно и удивительно - думает он, когда сползает с мотоцикла кенни, традиционно, за углом, на соседней улице, чтобы родители вдруг не увидели, достаёт телефон и разглядывает несколько сообщений, остающихся до сих пор непрочитанными.

с тех пор, как эрик уехал из города, они ни разу не разговаривали.

может, конечно, он отвечал кенни, стэну и кайлу, но ему - совсем нет. ни разу за всё это время. баттерс почти что привык к тому, что они стали друзьями - недавно совсем, и, видимо, не такими близкими, как были близки эрику парни, но всё-таки. всё-таки ему было бы приятно, пожалуй, если бы однажды эрик написал и ему. хотя бы разочек. может, он всё-таки обиделся из-за той вечеринки, когда всё это началось - ну, всё это с кенни случилось и завертелось? может, теперь он считает баттерса плохим другом, потому что тот позволил себе забыться на целый вечер, не уследил, не развеселил эрика, наверное, скучающего и чувствующего себя до безумия одиноко? ну какой ты дурак - говорит с укором баттерс собственному отражению; касается кончиками пальцев следа от неосторожного укуса на шее, едва сдерживая дурацкую девчачью улыбку то ли гордости, то ли обожания (так он на кенни глядит, и губы его сами по себе начинают смеяться, лучась искренностью, счастьем и радостью, потому что, ну, это же кенни. и он выбрал его. продолжает выбирать изо дня в день, снова и снова, разве это не чудо господне?); баттерс смазывает с лица это сияние, напоминая себе, что он был, вероятно, по-настоящему отвратительным человеком, бросив эрика тогда одного - ну кто, как не ты, должен был понять, как всё это неприятно ощущается, как всё это чувствуется тоскливо, обидно до безобразия?

извини, - пишет он эрику, - если я тебя чем-то обидел. я правда не хотел. я очень соскучился, надеюсь, ты поскорее приедешь ^___^
я люблю тебя, - пишет он кенни, - встретимся завтра. уже скучаю!

из двух сообщений, которые он отправляет каждый вечер, снова и снова, ответ всегда он получает стабильно один.

потому когда кенни скидывает ему фотки какого-то домика в горах, а следом за ним - баттерс ждёт, что будут какие-то комментарии! - он вдруг получает оповещение о том, что эрик поставил на его последнее "я соскучился" блюющую реакцию, баттерс даже глазам не верит своим сначала. потом только осознаёт, что эрик действительно прочел всё, что он ему успел написать, и даже ответил, что он возвращается. баттерс чувствует себя самым счастливым - рождество ещё не успело даже подкрасться, а он получает подарки, ну что за день!

- что за день! - повторяет он, чихая от щекочущих нос пузырьков какого-то дорогого и очень кислого игристого вина, когда кенни признаётся ему в любви: они приготовили такой сложный ужин, у них одинаковые, парные свитера - баттерс сам выбирал, и выглядят они сейчас как из какого-нибудь классного-классного сериала, и вечер обещает быть самым невероятным, самым потрясающим быть обещает, потому что... - я тоже люблю тебя! - говорит он, смеясь и поглядывая на часы - ровно семь, значит, сейчас... - сюрприз!

сюрприз стоит на пороге, улыбаясь широко-широко, сюрприз стягивает ботинки и роняет сумку на пол, говорит привычно-дурацким голосом, какой-то совсем чужой, повзрослевший ещё сильнее, и баттерс не может сдержать радости, потому что где-то внутри, в груди, там, где только что щекоталось вино, сердце колотится абсолютно счастливо.

- привет, э-э-эрик! - баттерс срывается с места и сгребает в объятиях картмана, потому что, господи, он правда так жутко соскучился - словами не передать! а ещё потому что он до последнего не верил, что эрик приедет, но очень сильно на это надеялся, - кенни, я пригласил его с нами повеселиться! - баттерс тянет эрика за руку за собой, и оглядывается на своего парня, который выглядит сейчас так, будто увидел самого настоящего призрака. баттерс смеётся, потому что всё удалось - он ведь и правда не ожидал, да? смешно получилось! - я так счастлив, - говорит он, - что встречу это рождество с двумя самыми-самыми лучшими на свете людьми: со своим другом и своим парнем. раздевайся скорее, эрик, я и тебе свитер захватил! такой же, как у нас с кенни!

правда ведь здорово?

кенни

под звон бьющегося стекла кенни отчетливо слышит (и видит), как его жизнь летит в какую-то там трипизду.
он ещё даже не успел распробовать на вкус эти три слова - избитые, пошлые, но такие правильные здесь и сейчас.
блять.
баттерс говорит это так буднично, будто вполне само собой разумеется, и, не меняя тона и радостного щенячьего блеска в глазах, втирает ему про какой-то сюрприз.

сюрприз, блять, к слову на пороге появляется реально словно хуй на именинах.
и кенни давится игристым, которое судорожно допивает, потому что горло пересохло.
и кенни сжимает в руках бокал из тонкого стекла так сильно - почти как объятия баттерса на нём сейчас - что оно лопается в его руке.
но остриё спасительно рассекает его кожу, возвращая в реальность, и он запоздало шикает, прижимая кровоточащую ладонь к ебучему (такому же красному) свитеру (как красиво, блять, баттерс), и сваливает подальше, буркнув на ходу "я уберу".

а потом идёт в ванную и закрывается там на добрых пять минут.
просто включает воду и тупо пялится в зеркало. на своё отражение.
так и хочется разбить и его, и руки в кровь, чтобы прийти в себя, чтобы попытаться совладать с эмоциями.
он даже толком сказать не может, что во всей этой ситуации ебало его больше всего.

сорванный романтический вечер? кенни как раз запасся гандонами как не в себя, будто вместо катания на лыжах планировал кататься друг на друге (так и было).
какой же он идиот, если решил, что начал жить как обычный человек, завёл нормальные отношения, в которых любит и любим.
он не был зол на баттерса. но был на себя и на картмана.
баттерс, его милый солнечный мальчик, конечно же, ни о какой хуйне, что между ними творилась, не знал. и намерений дурных тоже не имел.

чего не скажешь об эрике.
эта сука наверняка знала, что кенни будет здесь. не припёрся бы он один на один отмечать рождество со стотчем.
слишком по-пидорски, звучит в голове его голосом. любимая фраза. изъезженная вдоль и поперёк.
в любой непонятной ситуации они с пацанами её озвучивали вперёд, чтобы обломать его.

кенни смывает кровь, выковыривает застрявшее внутри противное мелкое стёклышко, потом плещет ледяной водой на раскрасневшееся от игристого и злости лицо.
смотрит на себя и не знает, блять, что сказать или сделать.
нужно попытаться взять себя в руки.
он делает вдох-выдох. повторяет процедуру раз десять. пока не приходит в себя.

к счастью, в шкафчике за зеркалом находится и бинт, и ещё много всякой полезной хуеты. ровно как и уборочный инвентарь уже в другом шкафчике, прямо у входа.
возвращается он уже с рукой перебинтованной, на снежно-белом проступает кровавое пятно, но ему, честно, поебать.
он берёт веник и совок, собирает молча разбитое стекло, пока его сверлят две пары глаз.
доходит до урны, и только после этого поднимает голову.

- привет, эрик, - говорит он без напускной радости в голосе, и ебало у него сейчас такое кислое-кислое - словно лимон целиком заглотил, не жуя, но от кислоты разъедает всё внутри. - классный сюрприз, баттерс.

баттерс сарказма не выкупит. но наверняка начнёт переживать, что что-то сделал не так. кенни ведь не пытается ради него лицо держать. хотя мог бы попробовать.
но пытаться строить удачную мину про явно хуёвой игре - выбор тоже хуёвый. ему не хочется вскрывать причину его раздражения и недовольства.
ровно как не хочется скрывать её.

а у картмана взгляд ещё такой. препарирующий.
этот сучёныш явно явился сюда с целью ему поднасрать.
и ещё на баттерса поглядывает как-то нездорово.

оставалось надеяться, что в чудо-доме ещё и бита припрятана.
если он совсем охуеет - кенни помнит отличный способ привести картмана в чувство.

johnny silverhand
✦ cyberpunk 2077 ✦

---

ночь в найт-сити пахла озоном и кровью, смешиваясь с едким дымом от горящих трансформаторов. ви стояла на краю крыши заброшенного небоскрёба, сигарета догорала в её пальцах, оставляя на коже лёгкий ожог, который она даже не ощущала. ветер швырял пепел в темноту — так же безжалостно, как когда-то унёс всё, что у неё было.

тени небоскрёбов дрожали в лужах неонового света, когда он появился. не как голограмма, не как навязчивый голос в голове. плоть и кровь. джонни. его кожаный жилет, пропахший порохом и дешёвым виски, скрипел при каждом движении. хромовая рука ловила отблески рекламных голограмм, превращаясь в полосу жидкого металла. настоящий. осязаемый.

он шагнул вперёд, и ви почувствовала, как под ногами дрогнула ржавая пожарная лестница. его пальцы — живые, горячие, с мозолями от гитарных струн — обхватили её запястье, и она замерла. в висках не пульсировала знакомая боль, чип молчал. это был не призрак, не цифровой кошмар. его дыхание обжигало шею, пахло ментолом и порохом.

где-то в районе уотсон рванула граната, и на мгновение оранжевый свет высветил его профиль — те же морщины у глаз, тот же шрам над бровью, который она сотни раз видела в своих видениях. он отпустил её руку, но тепло его прикосновения осталось, как клеймо. впервые за долгое время она почувствовала что-то кроме ледяной пустоты.

найт-сити не прощал слабостей. этот город перемалывал мечты в мелкую пыль и продавал их как наркотик для бедных. но сегодня правила изменились. они оба были давно мертвы — просто ещё не нашли свои гробы. а пока что в этом проклятом городе, где никто никому не верил, она вдруг поверила в него. в настоящего. в того, кто стоял перед ней сейчас, отбрасывая на бетон такую же чёткую тень, как и она сама.

где-то внизу завыла сирена, но они оба знали — это не для них. не сегодня. сегодня у них был только этот момент, этот островок реальности посреди цифрового кошмара. и пусть завтра всё вернётся на круги своя, пусть утром она снова проснётся одна — сейчас он был здесь. и этого было достаточно.

---

как вы понимаете — я ебу канон настолько, что джонни не просто чип. он почти реальный, так что. . . мы можем накурить все, что только захочешь, могу даже взять мужика, если так будет проще. ты только приходи и давай покажем найт-сити, что гробы колотить еще рано 

---

пример вашего поста

в охоте всегда есть двое — охотник и добыча, но быть добычей эвтиде не нравится; ей не нравится чувствовать чужой, тяжелый взгляд на себе, не нравится ощущать эту удавку на шее, когда за каждым ее действием — следят. но люди ко всему привыкают и она дает себе обещание, к этому она тоже — привыкнет. привыкнет к тому, что теперь она навсегда попала под подозрения верховного эпистата, что амен будет следить за ней так же, как и она за восходом и заходом солнца.

им говорят — не смейте попадаться; им говорят — бойтесь тех, кто откроет на вас охоту, но что делать, если жертва и охотник меняются местами? она не знает. все, что она понимает — амен противоречит себе гораздо больше, чем того хотел бы он сам; амен смотрит на нее чаще, чем должно; он проверяет ее возможности писать и лишь хмыкает, поджимая губы — он догадывается, он должен догадываться, но почему тогда эвтида лишь сильнее хочет опалиться об этот огонь?

амен — опасность, он похож на крокодила, что обитает в ниле и лишь дожидается своего шанса кинуться на добычу; но эвтида сама идет туда, эвтида сама допускает обыск своего жилья, сама допускает того, что ее зовут на задание — и она идет; исман погиб не просто так, исман не мог умереть так глупо, исман не мог просто взять ее и покинуть.

или мог?

неужели смерть оказалась лучше, чем жизнь?

эвтида не знает. все, что она знает — у амена горячая кожа, а цвет ее бледный, как и белые волосы; все, что она знает — амен по ночам видит кошмары и она знает их, понимает, но принять не может — неужели из-за одного ублюдка жизнь всех черномагов поставлена на кон? ей не хочется верить, но сделать она ничего не может и по ночам она накидывает на себя плащ, кутается в него и надевает маску, лишь бы никто не увидел ее лица, но когда все идет не так? когда все оборачивается тем, что она

оказывается схваченной?

черномаги были под запретом, их пытали и убивали, и она знает это. она должна бояться этого, она должна стараться избегать всего, но их ловят — ее и рэмисса, который пошел туда просто по глупости, не послушался ее, не внял тому, что она просила его остаться; но они же были друзьями, они же были теми, кто всегда должен держаться вместе, не так ли?

амен настигает их в доме, амен ловит их и, пусть под маской ничего не видно, эвтида знает — амен в курсе, кто она такая. невозможно не догадаться, что под тканью скрывается девушка; в комнате тихо, в спальне амена всегда — порядок, и эвтида себя чувствует сейчас птицей в золотой клетке. отсюда не сбежать и ее счастье, что кинули менно сюда, а не в темницу, но в мыслях только одно не дает покоя — что будет дальше? неужели она так и закончит?

но ее мысли прерывает тот, кто волновал ее сердце, кто занимал все ее мысли — амен врывается в комнату и она поднимается почти рефлекторно, вскидывает руки, словно это может помочь закрыться от удара, но не успевает: он припечатывает ее к стене так, что зубы встречаются друг с другом и эвтида лишь тихо стонет.

пару секунд она тратит на то, чтобы хоть немного прийти в себя и вспомнить, как дышать.

— что ты сделал с рэймсом?, — вопрос вырывается гораздо быстрее, чем должен. она знает — нужно волноваться о себе, нужно постараться хоть как-то вырваться и сбежать, даже если придется сгинуть в пустыне, но амен... амен всю жизнь тренировался для того, чтобы охотиться. он — прирожденный охотник и от него не сбежать, а слова чужие сейчас обжигают так сильно, что она чувствует, как задыхается.

— и что же, господин верховный эпистат, убьешь меня теперь? кинешь в клетку? запытаешь до смерти?

страх превращается в гнев — на себя, на охоту, на амена. страх трансформируется, заставляет грудную клетку дышать и эвтида выдыхает сквозь сжатые зубы:

— почему ты не кинул меня в пыточную?

oleg sheps
✦ battle of the psychics ✦

---

Олеж, я считаю, время отринуть. Отринуть всё и придти сюда играть. Иначе какой мне смысл звонить маме и спрашивать у неё, кто самый сладкий пирожок? Только чтоб посмотреть, как ты бесишься, но делаешь вид, что пофиг вообще.
Опекать как вторая мамочка и гладить носочки и рваные пиджачки (пытаться их зашить?..) и при этом прикалываться на камеры, пытаясь довести тебя, невозмутимого, до белого каления. Ну и в целом - напомнить, кто из нас самый классный медиум России (конечно, я).
И всё это на фоне незамутнённой и прекрасной братской любви, а взаимные подколки - это же база. Потом можно будет ходить после съёмок со сложными щами два дня, делая вид, что не замечаем друг друга в одной квартире, а потом молча сесть играть в приставку. Сурово так, по-мужски. Кто проиграл - готовит целую неделю.

Хочу поиграть и детство, и юность, и попытки привести Олежку в порядок для телевижена, и первые попытки младшенького бодаться, а старшенького - в ответ - кусаться. И Битвы разные, и Самару. Съёмки, мистику, обычную повседневную жизнь. Ссоры-примирения. Попытки Сашки смириться с тем, что он уже ближе к концу звёздного пути, а Олег - только в начале, но и гордость, конечно. Сложные эмоции.
По сюжету у нас с Соней так - экстрасенсы постанова, но у нас с ней проклюнулись настоящие способности и мы с этого совсем ашалели. Можешь присоединиться к этому сюжету или придумаем что-нибудь другое;

---

Ну и по стандарту - пишу от третьего лица, без лапслока и не то, чтобы часто, но в целом подстраиваюсь под соигрока, в том числе и по стилю написания. Вообще не против попробовать разные всякие штуки. Люблю обсуждать игру и всякое, шуточки мемы, но это всё очень опционально и необязательно, конечно же. Если хочется - хоть чуть-чуть - надо пробовать, я тебя очень жду.

---

пример вашего поста

Очередная утомительная поездка в какие-то дальние курмыши, куда нужно ехать несколько часов на студийном минивене — не то, чтобы поездка класса люкс. Саше уже начинало казаться, что вся его жизнь – это бесконечные путешествия по задворкам цивилизации. Немного чувствовал себя кочевником, что-то из времён монголо-татарского ига. Могут налётчикам и дань заплатить, а могут и по кумполу настучать – всегда немножко лотерея. Но шоу маст гоу он – при любом раскладе нужно делать физиономию кирпичом и изображать из себя крутого экстрасенса.
На самом деле Саша ужасно устал, хотя и пытался делать вид, что он ещё ничего и вообще никуда не делся после победы в своей Битве, всё ещё на слуху. Не из тех экстрасенсов, кого забыли за год даже более-менее преданные фанаты. Это раньше бабки-ведуньи в одиноких избушках среди леса сидели и варили куриные лапки, а в нашей реальности экстрасенс – это бренд. Бренд — это деньги, это продаваемость. А значит, нужно поддерживать имидж и торговать лицом, пока есть такая возможность. Телеканал до старости его кормить не будет, фанатская слава – дело такое, сегодня есть, а завтра нет. Получается, всё нужно успеть, пока имя ещё на слуху, и поддерживать известность любыми способами.
Пускай это всё уже немного о с т о п и з д е б е н д и л о.
Но он, как классический Стрелец – не иначе – идёт к своей цели уверенно, не обращая внимания на мелкие и даже средних размеров трудности. На то, что от постоянного недосыпа полопались кровяные сосудики в глазах и, если не надевать линзы, то они будут совсем красные, а так – только голубой цвет линз усиливают. На то, что иногда хочется на всё забить и просто жить своей собственной жизнью, как ему всегда хотелось. В яркой, сияющей, успешной Москве, среди известных людей, наслаждаясь всеобщим обожанием. К сожалению, как и любому приезжему, ему ничего не достаётся на блюдечке с голубой каёмочкой.
Он и приехал-то в Москву с одной старой сумкой и всего одним приличным пиджаком. И то потом выяснилось, что такие пиджаки носят только чушпаны из провинции, сам же над ними теперь стебётся. К счастью, чувство юмора никогда не подводило и позволяло держаться на плаву. Всё приходилось узнавать постепенно, идти маленькими шашками, рисковать. Рисковать вернуться обратно в Самару под мамино крыло, с её всепонимающим (расклывающим на двое, хлестким) «ну ничего, попробуй что-нибудь другое». Рисковать наткнуться на непонимание и хейт. Рисковать всё больше, по мере того как приобреталась известность — своим, уже более-менее, известным именем.
Так уж получилось, что телевидением он грезил с малых лет. Начинал с КВНа, как и многие до него. Представлял, как он попадёт «в ящик», все его будут узнавать на улице и просить автографы. Правда представлял себе не так, как оказалось на самом деле, не в мистической программе про экстрасенсов с бесконечным чесом по дальним деревням и весям и сомнительной репутацией. Но – тут уж как получилось, уже за это стоило бы благодарить судьбу. И сашину упорную баранью целеустремленность. Да и не так уж это мало – все праздники и выходные мелькать на государственном телеканале с завидным упорством. Всё, как и хотел – строил карьеру. Ни семьи ни детей – никаких отвлекающих факторов. Всегда казалось, что это ещё успеется, главное – закрепиться на телевиденьи, заработать побольше денег, пока его ещё приглашают, не до старости же он будет кататься по селам. Но вот уже приходится красить шевелюру в черный, потому что полезли седые волосы, и вдруг выяснилось, что ему уже совсем не двадцать семь.
— Саш, может как-нибудь повзаимодействуете, а Коля поснимает? – вырвала его из раздумий помощница редактора, Лена. Они ехали сегодня в минимальном составе, так как путь был не близкий, и при этом обернуться хотелось за один день, чтобы не ночевать на каком-нибудь сомнительном сеновале.
— Конечно, – медиум выдавил из себя не слишком убедительную улыбку и пересел поближе к Соне Егоровой, с которой они должны были сотрудничать на съёмках.
К Соне он относился трепетно с самого первого дня знакомства. Конечно, в первую очередь она казалась ему очень красивой, и Александр не стеснялся помянуть это комплиментом каждый раз, когда её видел. Что поделаешь, если это такой бросающийся в глаза факт? Даже жаль было, что они так редко сталкиваются на съёмках, что пообщаться не получается от слова совсем, да и времени на это нет. Хотя сейчас – казалось бы – беседуй не хочу, но все как будто уставшие не меньше него. Да и оператор с камерой не вдохновляет на личные разговоры.
— Ну что, какие ощущения, Сонь? Предвкушаешь? – поэтому будничным тоном интересуется Саша, намекая, конечно, на экстрасенсорные ощущения. Лично у него было одно ощущение – сонливость, но он мужественно держался, больше рисуясь на камеру. Не хотелось опять натыкаться по всему интернету на всякие неприятные комментарии, хотя их, конечно, тоже не избежать. Слава она такая.
«Каждый достойный практик с другим может сработаться», как-то сказала Соня в ответ на вопрос, нравится ли ей работать с Сашей. Он это запомнил точно слово в слово, хоть и сказано было давно, память у него была отличная. Это было приятно вспоминать — в их мелком экстрасенсорном гадюшнике хорошее отношение вообще было редкостью, но им с Соней ещё как-то удавалось держаться. Наверное, как раз потому, что и виделись редко.
— О, кстати, — медиум похлопал себя по карманам и достал из внутреннего кармана пиджака небольшую аккуратно запакованную коробочку. — Это тебе, подарок.
Саша часто дарил коллегам всякие приятные безделушки — просто так. Вряд ли кому-то пришло бы в голову, что он подлизывается, учитывая, что его поведение, он и сам это знал, зачастую оставляло желать лучшего. Но, как бы ни было странно, ему было приятно радовать людей, угадывать их как какое-то замысловатое заклинание. Для Сони он приготовил маленькую черепашку-оберег из оникса и заговорил от сглазов и дурных воздействий. Не то, чтобы сам в это так уж верил, но хуже-то точно не будет. Подарки все любят, ну, за небольшим исключением. А оставить кому-то свой подарок — в качестве напоминания о своем существовании — это еще и полезно.

justin (justinian-theophil-georg) pridd
✦ gleams of aeterna ✦

---

Старший сын Вальтера и Ангелики Придд. Граф Васспард, что должен был стать следующим Повелителем Волн и герцогом Приддом.
Но не стал. 
История этой короткой, но яркой жизни затеряна где-то между дворцовых сплетен, тишиной васспардских озер и запахом пороха. И это неудивительно, ведь ваш монсеньор сам Первый маршал Талига, а значит армия обязана была стать и вашим вторым домом - но едва не стала могилой, причем по вашему же желанию. Не случилось - Рокэ Алва спас вас, буквально заставил жить дальше, не спрашивая причин и объяснений. Очевидно, не желая слишком давить, а потом  спрашивать стало и вовсе некого.
История загадочной гибели графа Васспарда могла бы лечь в основу детективного романа  в духе Агаты Кристи, но давайте все же сделаем иначе. 

Во-первых, вы не погибаете. Серьезного ранения и помощи из вне должно быть достаточно, чтобы надолго вывести  из большой талигской игры.
Во-вторых, что касается заказчиков и исполнителей покушения - можете выбрать любую версию (в группе нашего обожаемого автора есть целое расследование). 
В-третьих, легендарная во всех смыслах картина. Нет, ее не было. Совсем не было. Слухи распускали братья Ариго с определённой целью. Зачем и почему обсудим лично.

Что касается всего остального - от влюбленности в Катари до причин попытки суицида вы вольны выбирать сами. 

Очень жду вашего появления, граф Васспард, нам есть о чем поговорить и о чем поспорить. А заодно выйти на след тех, кто затеял интриги против Приддов и Окделлов. 
Обещаю даже не сразу бросаться перчатками, но это не точно.

Послание от вашего монсеньора: "вот Ричард, вот Ирэна. Ну и, конечно, я. И мы все очень тебя ждём.
В нашей игре ты выжил, хоть и был тяжело ранен. Рокэ об этом не знает — будет интересный такой сюрприз прямо в игре. Обязательно это с тобой сыграем. Очень хотим на троих с Ричардом отыграть накал страстей и драку за папу эра: представь себе, у Рокэ с Ричардом всё и так не очень просто, а теперь добавится ещё и Джастин, которого Рокэ так и не смог забыть и до сих пор винит себя в его предполагаемой гибели.
(Я люблю вас обоих, но разве ж вам это докажешь...)
Важное: заявка не в пару, отношения у нас с тобой (впрочем, как и с Ричардом) сугубо дружеские.
Каст бодрый, пишем активно. От себя предлагаю 3-5К символов и пост примерно раз в неделю-полторы"

---

Важно! Играем АУ-версию, где Джастин Придд служил оруженосцем не у графа Рокслея, а у герцога Алвы. В остальном история таже.
Дополнительная информация: с меня пост раз в две - три недели, без птицы-тройки, в третьем лице, упоротые шутки за триста в нашей группе и, по желанию, обсасывание канона. С вас желание играть, курить ту же траву, не пропадать и пост в таком же, примерно, темпе. Можете попробовать даже доказать мне, что ваш батюшка был совсем не при чем в восстании Эгмонта. А заодно, что оруженосец из вас куда лучше меня. 

---

пример вашего поста

Каменная мостовая под копытами Соны знакома до последнего выщербленного булыжника. Толстые стены, подходящие больше для оборонительной крепости, нежели обители Создателя, всё так же мрачно опоясывают приличных размеров территорию бывшего аббатства, четыреста лет назад ставшего, с легкой руки Узурпата, школой для оруженосцев.
Лаик.

Л-а-и-к.

Одно только слово горчит на языке, царапает горло, забивается в лёгкие вместе с погустевшим, промозглым воздухом. Дику приходится даже развязать завязки плаща и расстегнуть верхние пуговицы дублета, чтобы проклятая надорская хворь не вздумала вмешаться в планы, вернувшись так не вовремя.
Или показалось?

Он слегка трогает поводья, а умница Сона сама переходит на размеренный шаг, позволяя всаднику выпрямиться в седле, медленно расправить плечи — лишь лицо остается скрыто. Кольнувшее было смятение, шевельнувшийся под рёбрами страх уступает место облегчению — дышать ничего не мешает, в груди не давит, а значит, обычную нервозность он принял за...

Но дышать всё-таки мешает. Стылое чувство опустошённости произрастает из неизбежности, поднимается от солнечного сплетения, тянется к сердцу, обвивая его тонкими жёсткими обручами, так что больно почти физически.

Ричард нервно улыбается, растирая на щеке несколько капель дождя (разумеется, это дождь), вскидывая голову к свинцово-серому небу. Позавчера вечером люди мерзавца Айнсмеллера вытащили из Данара изуродованное тленом и речными обитателями тело мужчины без головы. И хотя сам труп Дику не показали (Альдо настоял на том, что зрелище слишком шокирующее), ему вынесли знакомую рубашку чёрного шёлка, порванную именно там, куда попала шальная пуля. А затем знакомый перстень с синим сапфиром из черненого серебра.
Этого оказалось достаточно, чтобы засвидетельствовать смерть последнего Повелителя Ветра, герцога Рокэ Алвы. Его монсеньора и кровника, с которым он так и не смог объясниться до конца. Не смог рассказать, почему каждая попытка сделать как лучше, как правильнее, неизменно оборачивалась самыми худшими из последствий.
А теперь уже и не расскажешь. Некому.

- Ваша Светлость, вы за каким делом приехали? — Подслеповато щурясь, из будки охранника выходит старик в ненавистных цветах Олларов — чёрное с белым — и Дику приходится приложить все силы, чтобы подавить вспышку гнева, проглотив едкие слова про то, что бывает с недовольными да бунтующими. Потому что в таком случае цивильного коменданта столицы, герцога Окделла, тоже стоило бы вздернуть на стене дома рядом с этим самым стариком. — Сейчас в Лаике нет никого, считайте. А капитан нынешний...

- Цивильный комендант Раканы, герцог Окделл, приехал с важным поручением от Его Величества.

Лгать у него никогда не выходило. Голос неизменно фальшивил, глаза бегали, кончики ушей заливались краской, а герцог Алва лишь смеялся и, скалясь белоснежной улыбкой, советовал даже не начинать. Только под полою шляпы не видно ни лица, ни тяжёлого взгляда, а голос звучит непривычно глухо и раздражённо.

- Нет никого, Ваша Светлость. Некому вас встретить и обустроить, о чём и говорю. Капитан уехал в столицу ещё два дня назад, а обратно возвращаться ещё не изволил. Только монахи эти странные остались, да и те...

Сона, чувствуя настроение хозяина, недовольно всхрапывает, покосившись на стражника, в одно мгновение став до невозможности похожей на Моро. Только морду не вытягивает в попытке достать зубами до человеческой плоти.

- Отойдите с дороги или это будет расценено как государственная измена.

Ричард тянется к перевязи, на которой закреплено оружие, но старик успевает отскочить с несвойственной его почтенному возрасту прытью. Низко кланяется и извиняется перед комендантом Олларии («Раканы, старый ты дурак»), тут же исчезая в своей сторожке. А сам герцог Окделл без каких-либо ещё препятствий заезжает на территорию бывшего танкредианского аббатства, четыреста лет назад превращённого в школу для оруженосцев.
И как только взгляд успевает выхватить знакомую картину — просторный двор, окружённый со всех сторон низкими каменными зданиями с длинными анфиладами, переходящими в здания повыше, где находились учёбные классы унаров — сердце начинает биться чаще, а перед глазами невольно всплывают те самые восемь месяцев, проведённые здесь. Счастливые месяцы, несмотря на непрекращающиеся издевки со стороны Колиньяра и его своры. Несмотря на несправедливое отношение Арамоны и усталость до изнеможения. Несмотря на ледяную Старую галерею и ядовитых крыс.

Ричард спрыгивает со спины Соны, ведя её под узды до самой коновязи. Не обращая внимания на появившуюся словно из воздуха тщедушную фигурку монаха в сером, успокаивающе гладит по лоснящейся шее, а затем так же молча проходит мимо. Если верны их с Марселем догадки, то ещё одна реликвия Раканов — щит Лита — на самом деле спрятан вовсе не в Ноймаринен, а прямо у всех под носом. Вернее, под ногами.

Восемь месяцев прожить над святилищем Абвения, чья сила, по легендам, течёт в его крови, и ничего не понять? Это то, что никак не укладывалось в голове, хотя и куда меньше, нежели шокирующие новости о смерти герцога Алвы.

- Отойдите. — Ричард резко останавливается у входа в ту самую Старую галерею, едва не налетев сразу на пятерых монахов в сером, загородившим проход. И хотя по воспоминаниям, те не представляют какой-либо серьёзной угрозы, вредить им он всё-таки не хочет.

Ни один из серых не шевелится, никто не произносит и звука, однако Дикон кожей ощущает их предупреждение.
Да как они вообще посмели?!

Оттолкнув плечом ближайшего (бедолага отлетает так, что шлёпается на пол), он, не оглядываясь, идёт вперёд, сжимая в руке эфес шпаги. Если нападут, то сейчас, со спины.
Шаг. Второй. Третий.

Никто не пытается напасть, никто не кидает в него даже камня, и Ричард беспрепятственно попадает в знакомую до зубовного скрежета галерею — всё такую же старую, местами обвалившуюся и с огромным камином посередине. Естественно, давно нетопленным.

И что дальше?

Голые стены, холодный камень, который даже под его ладонями откликается неохотно. Ричард не чувствует в нём жизни, не чувствует вообще ничего, и это резко контрастирует с тем, что было написано в той книге из библиотеки Ворона.

Скалы внемлют своему Повелителю в Месте Силы, когда мир будет корчиться в агонии Излома. Но...

Ричард не знает, корчится ли мир, но его собственный и правда осыпается острыми осколками ещё с момента, когда в Ракану прискакал первый гонец со страшными новостями.

Надорского замка больше нет. Нет больше и герцогини Мирабеллы с девочками. Слуг, няни, капитана Рутта. Даже смешного, неказистого Баловника.

В тот момент Дикону показалось, что сама земля под ногами вздрогнула до основания, а в памяти моментально всплыли все кошмары, которые снились последние шестнадцать дней кряду.
Мучительные, наполненные стёртыми образами искажённых лиц, крови, гневом камней, шептавших слова, смысл которых никак не улавливался. И он кричал, он пытался протянуть руки, пытался схватить, поймать, спасти, но неизменно каждый раз его раздавливало под весом камней. Дробило каждую косточку, каждый сустав, и просыпался Дикон в неизменной мокрой от холодного пота сорочке, со слипшимися волосами и потрескавшимися губами, дыша как загнанная лошадь.
Был в этих снах ещё кто-то, но появлялся он в последний момент, и разглядеть образ никак не получалось, как бы сильно он не пытался.

А теперь, стоя где-то рядом с храмом Лита (над храмом Лита?), Ричард ищет не столько реликвию, сколько ответы. В Надор его не пустили под страхом... Нет, не смерти. Во дворце рядом с Её Величеством ещё оставалась Айрис, и ради неё он должен делать всё так, как велит Альдо, кошки бы побрали, Ракан.

Сестра его презирает, сестра его ненавидит. Но ради нее он должен сделать хоть что-то. Особенно теперь, когда Ворона больше нет и никто не придёт им помочь.

Ричард на секунду прикрывает глаза, а затем оборачивается, проверяя, не последовали ли монахи за ним в галерею. И только после этого вытаскивает из-за пазухи скрытый плащом свёрток.
Аккуратно разворачивает, доставая короткий меч, чей эфес украшали драгоценные и полудрагоценные камни, пару минут смотря пристально.

И что дальше?

В книге было написано, что реликвии, если они настоящие, тянет друг к другу, чтобы это ни значило. Только вот меч, опушенный на каменный пол, продолжает лежать просто мёртвой недвижимой глыбой.

Минута. Вторая.

У Ричарда начинают дрожать руки — не то от ледяного холода, проникающего даже сквозь тёплую одежду, не то от напряжения.

Пятая. Шестая.

Лёгкая вибрация зарождается где-то под ногами, где-то очень глубоко. И вибрация эта передаётся мечу, тонко зазвеневшему словно в ответ.

pacifica northwest
✦ gravity falls ✦

---

кровь — голубее некуда, денег у нортвестов снова полно, а ту историю с обманутыми лесорубами уже давно забыли, утерев кому надо слёзы долларовыми купюрами и не испытывая совершенно угрызений совести. лошадей у пасифики полная конюшня, высокомерия на пятерых и замечательное чувство стиля — всем кажется, что жизнь первой красавицы гравити фолз безупречна, но это, разумеется, не так.

почти всегда пасифика могла позволить себе почти что абсолютно всё, на деле позволяя даже больше: наряды, принцы, тренер по гольфу в багажнике, слуги, разве большая плата — этот звенящий колокольчик, чей звон почти врезался в мозг? как и в любой семье аристократов, у нортвестов в шкафах — скелеты, а в поместье — призрак, с которым она никогда бы не сумела справиться без чудака диппера с его дурацким дневником.

в шестнадцать пасифика соперничала с мейбл, не понимая, как эта выскочка вообще посмела с ней тягаться, набралась смелости спорить с отцом, несмотря на жуткий звон колокольчика — они её дрессировали как мартышку, — и бросила вызов биллу шифру, чего, последний, безусловно, не забыл. но вот пасифика его почти забыла: она выросла, получила блестящее образование и вышла замуж за того, кто больше понравился её отцу, чем ей — муж, кстати, взял фамилию нортвест и покорился жизни у жены под каблуком: пасифика не может не считаться с мнением семьи, но не считаться с собой не даёт.

сейчас ей тридцать, а её брак — одно название, но лучшие друзья пасифики — бриллианты, так что она весьма недурно живёт в гравити фолз, не замечая, как близнецы пайнс растворяются в памяти — то есть, на самом деле, только диппер. да, это происки билла шифра, и теперь пасифика уверена, что у стэнов пайнсов племянница всего одна (официантка в забегаловке, серьёзно?), и она только что вернулась в гравити фолз в компании красивой загадочной дамой, с которой точно не всё просто — на этот счёт пасифику не обмануть.

// окружение мейбл забыло про диппера, окружение диппера забыло про мейбл;
// билл шифр после курса психотерапии и он здесь совершенно ни при чём (при всём);
// пасифика красива и успешна, но явно не счастлива, как большинство сиятельных аристократок и nepobaby;
// «да, мой прапрапрадед обманщик, и что, поплачьте, если вас так это тревожит»;
// но, вообще, у пасифики много классных черт, а в нашей истории нет целиком положительных и отрицательных персонажей.

---

ждём нашу фэнси-красотку вместе с мейбл! прибегайте в лс сразу с примером любого поста.
мы над душой не стоим, но с собаками искать тоже особо не любим, поэтому ждём игрока, который не проваливается в текстуры и будет писать, в среднем, по посту в месяц. можно приносить свои хэды, сменить внешность (хотя зачем менять эстер экспозито) и веселиться вместе с нами   
графикой обеспечим: мейбл у нас мастер, я фломастер, будете ходить нарядная!

---

пример вашего поста

Духовный рост — то есть, кармическая реабилитация, — это совсем не так прекрасно, как обещают на рекламных флаерах разнообразных студий йоги, собраний групп поддержки или сект — и пойди разбери ещё, где что: на самом деле, он ещё противнее физического — реинтеграции после распада на частицы. Кто-то другой на месте Билла Шифра сказал бы, что подобного даже врагу не пожелаешь, но он же выучил, что врать, вообще-то, вроде как, нехорошо. Не понял правда, почему тогда все врут, да ещё зачастую ловко находят себе оправдание — с чего бы вдруг тогда ему нельзя так делать?

Подобные дилеммы, если честно, немного очень сильно выводили Билла из себя, поскольку мир людей всегда просто чертовски преисполнен лицемерием, но почему-то всех это устраивало, а ему приходилось делать вид, что он исправился — то есть, вообще-то говоря, играть вслепую, поскольку некоторых даже могила не исправит. Тем более, что Билл Шифр не был надломленным, зацикленным на боли или глубоко травмированным, что оправдало бы озлобленность: он просто зло по существу — против природы не попрёшь, особенно, когда не хочешь.

Но, таковы были условия сделки, а Билл оказался не в том положении, чтобы диктовать свои условия — пришлось употребить всё своё коварство, чтобы спастись из Терапризмы. А ещё, неприятно было признавать это, но Билл и правда изменился — можно сказать, что до неузнаваемости: он «открыл своё лучшее я» — другое дело, что это всё равно было его «я», а откуда бы у него взяться хорошему? Вообще, дихотомия добра и зла была свойственна, скорее, его родному двухмерному миру, тогда как здесь всё было интереснее, хотя ему и приходилось познавать всё заново.

«Ты сможешь, Треугольник!» — дурацкий мотивационный плакат со стены камеры как будто отпечатался на веке, и Билл видел его всякий раз, как закрывал свой глаз — отвратительно, но он же в самом деле смог! Да, это оказалось сложно, даже очень сложно — не потерять себя, а обрести. Сеансы «Терапевтического журнализма», «Час кукол» — у Билла и без того всегда была крайне богатая и изощрённая фантазия на пытки, но даже он был впечатлён. И тем не менее, он, вроде как, действительно нашёл себя, раз его выпустили? Да.

Осталось с этим «собой» познакомиться — пригласить на свидание, что ли.

Существование в виде треугольника — то есть, тетраэдра, — раньше его вполне устраивало, однако раз теперь он личность, то ему полагается тело, не правда ли? Билл «разрешил» себе человеческое тело: так же удобнее всего, и будет проще подобраться к Пайнсам — никто же не подумал, будто он забыл? То есть, все именно так и подумали: что он простил их и забыл о мести, но, в общем-то, держите карман шире — Билл Шифр ничего не забывает: он — зло, и память у него прекрасная. И ещё он теперь всё записывал: привычка с Терапризмы, которая даже почти не раздражала: не только у Стэнфорда Пайнса есть дневники!

Интересно, что стало бы с Диппером, если бы он наткнулся на дневник Билла Шифра? А впрочем, может, и неинтересно: мальчишка — редкостный зануда, душный адепт рациональности, так что он просто и скучно лишился бы рассудка.

Но вот его сестра — другое дело. Мейбл!

Мей-мей, Безнадёжная оптимистка, Звезда — с ней точно будет весело и увлекательно — что в этом плохого? У Билла не было чёткого плана испортить ей жизнь: чёткие планы — это уныло и только для тех, у кого нет воображения. У Мейбл Пайнс воображения в избытке, и жизнь она, похоже что, себе испортила сама. Впрочем, с ней трудно что-то утверждать наверняка: может, она мечтала работать в забегаловке? Кажется, это не престижно и даже странно — для людей ей ведь «уже» тридцать, и, кажется, к этому времени она должна была добиться большего. Но вот хотела ли? Билл — Вильгельмина: женское обличие показалось ему намного более перспективным, чем мужское, — не очень разбирался в социальных ожиданиях: в очеловечивании его успехи пока были очень скромными, он пока только понял что-то про концепцию поглощения пищи — и, в целом, пока этого вполне достаточно.

Под переливистую трель дверного колокольчика Вильгельмина зашла в забегаловку, где работала Пайнс: в это время народу здесь было немного, свободных столиков достаточно — не пришлось никого выгонять. Что, в общем-то, не помешало Билли как бы случайно сбить стопку газет со стола какого-то мужчины, который было возмутился, а потом посмотрел на неё — куда-то ниже шеи — и раздумал возмущаться: всё-таки хорошо, что Билли была женщиной.
— О, мне так жаль, — фраза-то правильная, но интонацию Билли подобрала такую, что у мужчины не было сомнений, что она совсем не сожалеет об этом недоразумении. И ладно? Кажется, когда женщина красива, она может делать, что хочет — удобно! Нужно запомнить.

Так, или всё же не очень удобно? Мужчина отложил газету и принялся докучать Мейбл тупыми вопросами, которым самое место было на кладбище идиотских подкатов, а потом вообще попытался шлёпнуть ниже спины — и шлёпнул бы, но сидевшая спиной к нему Вильгельмина ловко ухватила его за запястье, изящно поднялась и заломила ему руку за спину, коленом придавив к дивану.
— Если не можешь держать руки при себе, могу их оторвать, — и заменить котятами, да, Мейбл Пайнс? Жаль, это не считается социально приемлемым. — Проси прощения. Сейчас же! — странное социальное взаимодействие, но Билли нравилось командовать.
— П-простите, Мейбл, — морщась от боли, мужчина оставил на столе деньги — с щедрыми чаевыми, — и поспешил ретироваться из кафе под звон дверного колокольчика.
— Придурок, — бросила Вильгельмина под одобрительные кивки милых старушек из-за столика в углу: её поступок они посчитали благородным, даже не подозревая, что Биллом Шифром двигало другое чувство — собственности.

Никто не трогает его Звезду.

Bobby Singer
✦ Supernatural ✦

---

❝ Если бы вы думали головами, а не задницами, то давно бы всё поняли. ❞

Про Бобби можно писать много, а можно вообще ничего не писать. На данного старика всегда можно положиться. Он параноик, но его паранойя не раз спасала ему жизнь. Главный дядька ФБР, полиции, больниц всея охотников. Остёр на язык, хамоват, но это лишь придаёт ему ещё больше шарма.
Давай уже начистим лощёный зад Кроули, и забудем про то, что ты когда-то продал ему собственную душу?

Ну и кто ещё будет нас, идиётов поучать, а?

Ну и мемы конечно же

---

Бобби, ты тот, которого я смело могу назвать своим отцом, ты тот,  который выручит нас, двух неудачников, из любой объяснимой и не объяснимой жопы; приходи, что-нибудь да обмозгуем, поохотимся на тварей, и всё такое.

---

пример вашего поста

Сэм воспринимал каждый новый переезд как очередное захватывающее приключение. Какой ребёнок в его возрасте может похвастаться тем, что уже исколесил половину Америки? Он бывал в Индиане, Техасе и Флориде, и неважно, что каждый раз они покидали насиженное место в спешке и нигде не задерживались. Он закидывал сумку в багажник с особым удовольствием, и прыгал на переднее сиденье Импалы. Он не понимал очередное ворчание Дина, - не понимал, почему тот недоволен. Сэмюэль же ни в чём не виноват, он не сделал ничего плохого!

А ещё он не понимал, почему когда он спрашивал о маме в воздухе повисало неловкое молчание.

- Она ушла. Больше не поднимаем этот вопрос, - грубо отвечал ему брат, но маленький Сэмюэль всё равно начинал допрос при любом удобном и неудобном случае. В конце концов, Дин просто перестал ему отвечать, скрещивал руки на груди и смотрел на него исподлобья.

Вопрос про маму мучал его до сих пор, и в итоге Сэмюэль сдался, сдался, но не забыл.

Маму он помнит плохо, - помнит приятный запах от её волос, мягкие и тёплые руки, спокойный и нежный голос, который пел ему колыбельные. Лицо - не помнит, оно размыто временем, и даже когда Сэмюэль напрягает собственную память, чтобы вспомнить хотя бы цвет её глаз, - ничего не выходит.

- Дин,  - спрашивает в очередной раз Сэми, и брат заметно напрягается, готовясь к очередным глупым и каверзным вопросам, - какой она была, ну, мама?

Тот слегка выдыхает, - но остаётся в напряжении,

- Красивая. - цедит сквозь зубы.

- А ещё?

На что Дин лезет в карман дорожной сумки и достаёт слегка выцветшую чёрно-белую фотографию, вот, чёрт возьми, смотри, только отстань от меня, мелюзга!

Сэмюэль хватается за фотографию двумя руками, как за драгоценное сокровище, и внимательно её рассматривает. Даже несмотря на то, что фото чёрно-белое, женщина на нём действительно очень красивая, со светлыми волосами, и доброй улыбкой; он закрывает глаза, и представляет маму рядом, - она невысокого роста, и с голубыми глазами. Сэми очень хочется, чтобы у неё были голубые глаза, и он не знает с чем это связано.

---

Отец достаточно строг с Дином, - даёт очередные указания, и уходит, но Сэми даже не вслушивается в их "взрослый" разговор. Они остановились в каком-то дешёвом отеле в Луисвилле, Кентукки.

Сэм умеет читать, вслух, по слогам. Ему почти шесть, - а значит, что скоро он станет таким же взрослым, как его брат. Пойдёт получать новые знания, познакомится с другими детьми, он в предвкушении нового события в его жизни!

У Сэмюэля нет детских книг, и поэтому Дин его учил читать старые, замызганные в жиру мотелевские журналы. В них он не видит ничего интересного, - какие -то достаточно сухие заголовки, и много непонятных слов, значение которых Сэми не может понять.

-Ра-бо-чий фа-бри-ки Джо-зеф Уэс-бе-кер у-бил во-семь и ра-нил две-над-цать че-ло-век, пре-жде чем по-ко-нчить с со-бой на фа-бри-ке в Луи-свил-ле, штат Кен-тук-ки. - с выражением читает Сэми, и поднимает глаза на брата. - О! - радостно вскрикивает он, - мы же сейчас в Луи-свил-ле! Дин! А что значит "по-кон-чил с со-бой"?

- Рано тебе такое знать, - бурчит Дин, отбирает журнал, - И вообще спать пора, время позднее.

Сэм слегка расстроен, но повинуется, ложится в кровать в соседней комнате, и накрывается одеялом с головой.

- Спокойной ночи, Дин!

- Мгм, - выдаёт брат, и закрывает за собой дверь. Сэми слышит, как тот в соседней комнате делает телевизор громче.

Выжидает какое-то количество времени, осторожно вылезает из кровати и на цыпочках крадётся до кровати Дина. Он пару раз видел, как тот что-то прятал под подушку, - да, Сэм периодически притворялся, что спит, и возможно, что сейчас он, как Шерлок Холмс, лучший в мире детектив - папа ему про него однажды читал, раскроет секрет собаки Баскервилей.

- И вот, самый умный детектив Сэм Винчестер, оказавшись в логове Мориарти отодвигает подушку, и раскрывает своё первое дело!  - шепчет он, резко дёргает твёрдую, как камень подушку на себя и замирает от неожиданности. Там, в "потайном отделении" находится револьвер. Сэм берёт оружие, и ощущает хлад металла, вертит его в руках, - у него когда-то был такой же, только слегка поменьше, и он стрелял водой. Прицеливается в потолок, прищуривается, и ради интереса нажимает на спусковой крючок. Револьвер издает громкое "БАХ!", Сэм получает лёгкую отдачу в руку, и от неожиданности бросает оружие на пол.  Пуля вылетает из пистолета, и застревает в стене напротив, из дула выходит небольшой дымок.

Водяной пистолет таких звуков не издавал.

Сэм быстро поднимает револьвер, прячет его обратно под подушку брата, кажется она так и лежала, и быстро забирается под одеяло. Снова притворяется спящим.

Слышит быстрые шаги в сторону комнаты.

Лишь бы не заметил,
Лишь бы не заметил!