Оружие. Оно заставило Блэйда замереть, заставляя разум взвесить ситуацию. Обычно он бы попросту демонстративно принял пули на себя, с удовольствием глядя на то, как все они теряют дар речи, мужество и даже самую способность соображать при виде его регенерации. Или даже заставил бы их перестрелять друг друга в суматохе. Иногда Охотник за Стелларонами именно так и развлекался. Но этот мальчик... одного шального попадания хватит, чтобы его прикончили, даже случайно.
Значит, нужно сделать всё, чтобы они забыли о существовании ребёнка и сосредоточились только на самом Блэйде.
Быстрая смазанная тень мелькнула быстрее, чем они могли за ней уследить - некоторым противникам даже казалось, что он телепортируется. Нет, просто его скорость намного превосходила обычную человеческую, а отточенные за много лет рефлексы не позволяли промахнуться. У него отняли имя, дом, любовь и друзей, профессию, которой он посвятил жизнь - и оставили только это. И что же - науку убивать Блэйд постиг в совершенстве. У него больше не осталось иного предназначения, иного будущего.
В таком положении ни одно божество не могло прийти на выручку отчаявшемуся мальчишке. Только сама Смерть. И Смерть пришла - но не за ним, а за его обидчиками. Им уже пора.
Рука с пистолетом полетела в сторону, отделённая от тела. Раздался истошный вопль, плеснула кровь. Кто-то дёрнулся то ли ударить нападающего, то ли помочь раненому товарищу, но его пригвоздил к месту взгляд Блэйда, и холодный, и бешеный, взгляд, которым нормальные люди смотреть не могут, взгляд того, кто сам уже не раз побывал не только на самой грани, но далеко за ней, и вернулся - но вернулся ли он настоящий? Взгляд - и улыбка, от которой переворачивалось нутро и кровь стыла в жилах. Потуги выжить против чего-то подобного попросту смешны, на самом деле смешны.
- Ну же... бегите, - Блэйд проговорил тихо, почти шепча. Обманчиво мирно.
И они побежали. Может, им окончательно отказал рассудок, оставляя место лишь для слепого инстинкта самосохранения, доступного, казалось бы, лишь диким животным.
Не успели. Высокая тёмная фигура всё равно играючи их обогнала. Взмах меча, метящий в горло, но позволяющий увернуться - пока что. Блэйд дразнил жертв фальшивыми выпадами, заставляя голосить - вопли разносились далеко, по всей округе, и убираться, когда всё закончится, придётся быстро: район неблагополучный, но не настолько же всё-таки, он не должен рисковать, даже если вероятность вызова блюстителей закона сюда низка. Но ему нравилось танцевать на самом пределе - как и Кафке. Нравилось провоцировать это прогнившее и трусливое общество, и нет, он не герой в широком плаще, как персонажи пресловутого Грёзавиля, и не злодей, стремящийся всё сломать и переделать на свой вкус - просто тот, кто может выбирать себе ошейник, и выбрал, и это точно были не рамки общественного порядка.
Блэйд не убивал их сразу. Он отсекал от тел по кусочку, оставляя достаточно, чтобы они могли выжить, остаться в сознании и даже ещё пометаться, как кролики перед неумолимо надвигающимся голодным удавом. Стремление к справедливости, ведь, раз они мучили другое существо, то должны и сами столько же страдать, прежде чем испустить дух? Низменный, грубый садизм? Просто развлечение от скуки? Никто не ответил бы на эти вопросы - ни Кафка, изучившая дебри его тёмного ума, ни даже он сам.
Не спрятаться. Он чуял кровь, как хищник, как акула.
Не умолить. Он попросту не слышал и не воспринимал звуки их речи в таком состоянии.
Когда всё закончилось, воцарилась такая тишина, что это давило - на уши, на сердце, зловещим пологом окутывало всю улицу. И в конце этой улицы показался всё тот же высокий силуэт, теперь кажущийся грузным, неповоротливым, меч волочился по мостовой в, казалось бы, лишённой всех сил, абсолютно безвольно опущенной руке, оставляя длинный аккуратный надрез прямо на асфальте, напоминающий шрам.
Поравнявшись с ребёнком, Блэйд присел рядом, протянул ладонь и как-то неуверенно даже взъерошил его волосы.
- Ты в порядке?
Связно говорить снова давалось ему тяжело. Не потому что Блэйд забывал, как, или не мог. Просто не понимал необходимость произносить что-то вслух, напрягать голосовые связки. Как проржавевший ауруматон. Он буквально напоминал себе, что так полагается.

Холодно. Так холодно, что кажется, будто смерзается сердце, и даже сама душа. Он пытается шагать, но с каждым движением вязнет в ледяном воздухе. Или это потому что ему страшно идти вперёд? А что такое страх? То, о чём Блэйд давным-давно позабыл. Он не хотел бы потерять товарищей из Охотников за Стелларонами и снова блуждать в одиночестве, без цели и пути, даже не понимая, для чего ему продолжать куда-то двигаться и что-то делать. Смешно сказать но, если бы не Цзинлю с её навязчивыми идеями о мести и расплате, он давно мог бы сгинуть. Даже несмотря на бессмертное тело, есть много способов исчезнуть в этой Вселенной. Остаться где-то навсегда и больше не найти выхода, пока его жалкую оболочку не заметёт пурга... такая же, как здесь.
Он не хочет их лишиться, но это не страх. Это ощущается как пустота в груди, чёрным пятном, будто космический вакуум, расползается и пожирает всё, что ему хоть немного дорого, всё, что Блэйд ещё может назвать собой.
А сейчас... сейчас его сковывает, опутывает ноги, дурманит мысли настоящий страх. Самое мучительное - обрести надежду, чтобы снова потерять её.
Когда Элио отправил его сюда, Блэйд ничего не хотел и ни на что не рассчитывал, он просто, как и обычно, выполнял что велено. Старался не навязываться Стелле и дракону, не мешать местным и не соваться со своим мнением. Ему глубоко безразличны и Преследующие Пламя, и судьба Амфореуса - он не спаситель, не хранитель, не защитник, не адепт пути Освоения. Охотники за Стелларонами видели сотни ещё разрушающихся под влиянием опухоли миров или уже погибших планет, давно и далеко за гранью любой помощи, и его таким не впечатлить.
Но Дань Хэн... Блэйд сломал меч - ради него. Был готов на всё, чтобы трижды проклятый Пожиратель Луны не лишился драгоценного хвоста. Он бы жертвовал собой снова и снова. Дань Хэн - ради товарищей, ради Звёздного Экспресса, всех тех, кто протянул ему руку поддержки, приютил и показал новое направление в жизни. А Блэйд - ради Дань Хэна.
Он убеждал себя, что это лишь потому что дракон должен погибнуть лишь от его клинка. Всё, что между ними было или ещё могло случиться, осталось в прошлом, сейчас им остались лишь печаль о разбитом и сломанном, горечь и смерть.
Значит, ни о чём не сожалеешь... Дань Фэн. Я понял тебя. И я... я правда когда-то так сильно хотел жить? Неужели этот человек со звонким голосом и ярким блеском в глазах и правда был мной? Неужели я... сам, добровольно на всё согласился?
А как ему самому надлежит поступать, чтобы ни о чём не жалеть и не раскаиваться бесконечно, никак не понимая, где же тот способ, которым они могут вернуть долг?
Если он убьёт Дань Хэна... он не способен.
Блэйд давно уже это осознал. Это не в его силах, даже несмотря на Мару и на то, чему его научила Цзинлю. Если бы мог - он бы уничтожил Дань Хэна ещё тем мальчишкой, у которого не пробудились способности Пожирателя Луны, не стоял ещё рядом Звёздный Экспресс, и даже навыки владения копьём, пусть и хорошие, уступали прежнему воплощению в разы. Блэйд мог уничтожить всё на своём пути, подбираясь к добыче, но ни разу даже не ранил его. Всё заканчивалось только его собственной очередной гибелью - раз за разом.
И постепенно Блэйд догадался - он позволяет это Дань Хэну. При всяком их столкновении убегать, оставаясь целым и невредимым. Их бой на Лофу... он вонзил в дракона меч без больших трудностей, зная, что от этого тот не пострадает по-настоящему. Он бы вполне легко прикончил Дань Хэна давным-давно, если бы действительно этого желал.
И всё же ему мучительно больно, невозможно больше выносить подобное. В его голове не прекращало звучать требование о том, что трое должны заплатить цену. Вне зависимости от его собственного желания и согласия, вне зависимости от тоски и отчаяния, от дрожи в руках, пусть почти незаметной со стороны, но отклоняющей каждый верный удар его тёмного клинка в сердце Дань Хэна.
Он так больше не может. Но у него нет выбора, бессмертное переплетение крови, мяса и костей, которое Блэйд до сих пор таскал повсюду без упокоения в могиле, оставалось неумолимым в безупречности его регенерации.
- Дань Хэн... - смёрзшиеся губы с трудом открылись в почти жалобном зове. - Дань Хэн. Ответь мне. Прошу тебя.
Звучал он ещё более хрипло, чем обычно. Будто низкая температура прохватила его насквозь и кривыми когтями сжала лёгкие, вцепилась в горло, придала языку тонну дополнительного веса. Как будто он превращается в ледяную фигуру, будто скульптура в полный рост. И, поскольку весны здесь нет - он застынет в подобном состояние навечно.