РОЛЕВАЯ: https://alaskahorror.rusff.me/
ЖЕЛАЕМАЯ ВНЕШНОСТЬ: Kyle Gallner, Oliver Stark or else
Oliver, etc
Оливер (или любое другое) — 32-35 лет — бывший спасатель в пожарной части/патрульный/парамедик/etc/текущая занятость на выбор
fc: Kyle Gallner, Oliver Stark or else
Его едва успевают выкопать из-под земли и вытащить из бочки где-то на отшибе Лос Анжелеса - кажется, что на поиски собрали половину служб экстренного реагирования города. Когда сходит шок и страх смерти отступает, Оливер клянется, что найдет всех и каждого, кто учинил над ним расправу, заставит расплатиться за сорванный голос, за каждый отчаянный вдох в поисках глотка воздуха, за весь тот бред, который он успел передумать, пока боролся за жизнь в тесном стальном цилиндре, перевитом для надежности цепями. Чтоб не выбрался, чтобы не сбежал, подобно щенку на цепи, обреченному хорошенько помучиться перед тем как подохнуть. Кажется, так приговаривал поймавший его ублюдок. Спустя неделю Оливер знает о нем почти все - ублюдка зовут Джонатан Риз, и для него Оливер всего лишь приманка для более крупной рыбешки. Отец Оливера отличный детектив, - по-крайней мере, так считает сам Оливер, он всю жизнь безгранично обожает отца и равняется на него. А теперь отец убит и все, что осталось Оливеру в его треснувшей картине мира - месть.
А еще Оливер знает, что у Джонатана Риза есть сын, который так удачно работает в одной знакомой больничке.Фрэнсис кажется удивительно наивным в отношении того, чем занимается его отец. Будто бы знает и не знает одновременно, этот олень так отличается от образа "сын своего отца", который Оливер успел себе вообразить. Фрэнсиса, кажется, совершенно не волнуют ни отцовские дела, ни то, что эти дела рушат чужие жизни. Его искренность подкупает, независимость бесит, он то неуступчив, то покладист, то трахается с Оливером ночи напролет, то сутками пропадает на вызовах, приносит домой истории чужой боли, синяки, порезы, раздаривает улыбки медсестричкам, говорит, что любит, но ничего не обещает и оказывается слишком близко, под кожей, под ребрами - то, что раньше забавляло, теперь словно зависимость кипит по венам. Оливер жаждет его разоблачить, он уверен, что сын замешан в делах отца по самые брови и только делает вид, что ничего не знает, слишком вжился в роль хорошего парня, и если подцепить хорошенько, то получится сорвать маску. Риз даже в любви признается как олень и зачем-то дарит в знак внимания кольцо - просто почему бы нет, как он говорит. Оливер сомневается, его решимость трещит по швам, он до последнего оттягивает момент, когда придется разобраться в себе и решить, хочется ли ему еще той мести, которую он задумал.
Все катится к черту, когда в ходе расследования вскрывается правда обо всех грязных делах, которые проворачивал отец, прикрываясь репутацией образцового детектива, как одна из его сделок пошла не по плану и пришлось провести маленькую рокировочку, расплатиться жизнью Оливера, чтобы успеть спасти свою задницу и залечь на время на дно, и как в итоге ничего не получилось. Все катится к черту, когда Фрэнсис чуть не погибает в автокатастрофе и врачи черт знает сколько времени пытаются вытащить его с того света. Говорят - не жилец, и Оливер, разбитый отвратительной правдой об отце, на которого старался равняться всю жизнь, ломается окончательно. Вся его жизнь оседает к ногам серым пеплом сгоревших иллюзий, острые осколки режут по живому, и алыми кровавыми каплями растекается мысль, что среди лживых иллюзий, которыми он жил, единственной искрой искренности был Фрэнсис с его чувствами и с его дурацким кольцом, тускло блестящим в ящике стола, куда Оливер бросил его и так потом ни разу и не надел. Он ищет спасение от боли, разрывающей душу, в ледяной водке, в психотропных веществах, едва не вылетает с работы, оказывается в рехабе. Здесь невыносимо, тоска царапает под ребрами беспрерывно. Набирает наугад знакомый номер - просто затем, чтобы убедиться, что ничего не вернуть. Холодеет, когда слышит в трубке знакомый сонный голос, спрашивающий, какого черта кому нужно, "вы видели, который час?".
Потом звонит еще. Просто затем, чтобы услышать Риза. Ничего не говорит в ответ, но олень догадливый и вскоре заявляется на порог, однако, встретиться с ним Оливер не решается. Следит за ним издалека, остается вне поля зрения, наблюдает, всё выбирает подходящий момент, откладывает встречу на завтра, на послезавтра, на понедельник, "уж в следующем месяце точно", пока не теряет Фрэнсиса из виду.
А потом внезапно сталкивается с ним в Кетчикане. В маленьком городке на аляскинском побережье, почти на отшибе мира. Все внутри переворачивается вновь, и в темных глазах напротив Оливер видит - Фрэнсис тоже ничего не забыл. Может быть, на этот раз всё получится?
дополнительно: заявка в пару, в стекло, в лавхерт и прочие приятные вещи. Имя персонажа на ваш откуп, одну из предложенных внешек мне б очень хотелось оставить, но если не нравится, давайте выберем похожий типаж вместе; детали биографии можно подбить под себя (например, прописать бате адски лютый криминал или иную жесть, изменить отношения с отцом и мотив поиска Риза и тд), но хотелось бы сохранить вайб теплой булки в уютных свитерах. У меня много хэдов на игру этой парочкой, готов накурить и ваши идеи, давайте говорить обо всем, что приходит в голову. Пишу без тройки, от третьего лица, объем от 4к знаков, по скорости пост в неделю (а если торкнет, то и чаще). Обычно по скорости отписи не тороплю, но пост раз в месяц это происки сатаны, давайте не будем расстраивать друг друга. Питаю слабость к инициативности, общительности, запросто поддержу и раскатаю любую игровую хотелку, любое стекло, любую глубину драмы, просто приходите и предлагайте. Адекватен и не токсичен, мозги не выношу, от вас жду того же. Готов обнять и поддержать, выслушать и приложить подорожник тепла или мем по ситуэйшн. Очень жду :3
ВАШ ПЕРСОНАЖ: Фрэнсис Риз, 33 (Avan Jogia) - хирург, врач скорой помощи; энергичный, темпераментный, жизнелюбивый олень с кое-какой болезненной занозой в сердце.
-... у нее контрактура коленных суставов, Лэнс ее осматривает, а она от боли чуть не плачет, ноги разогнуть не может и все приговаривает, будто у ней штыри в ноги забиты. Коленные, тазобедренные суставы деформированы, движения почти отсутствуют, Лэнс смотрит и понимает, что ее случай только про обезболивание, а не про оперативное вмешательство, в ее-то возрасте. И сын ее рядом трется, все про поехавшую крышу бубнит. В общем, вкололи ей обезболивающее, но вряд ли они до больницы сами. Эй, Риз, ты слушаешь?
Фрэнсис вздрагивает, получив легкий тычок в плечо, ежится и качает головой. Он не слушает, лишь отмечает про себя удивленно-раздраженный тон, с которым водитель скорой Билл Бекетт рассказывает о недавнем выезде, и равнодушно скользит взглядом по двускатным крышам домов, пытаясь прогнать остатки сна. Всю последнюю неделю он спит хреново, урывками, проваливается в тягучие липкие сны, в которых его встречает Джуд — он то смеется, то в пылу спора нервно жестикулирует, пытаясь перебить оленью логику Риза, то молча курит на кухне, устало сгорбившись после тяжелого рабочего дня над чашкой остывшего кофе. Фрэнсис зовет его по имени, но оно мятным комом застревает в горле; Фрэнсис ловит его руки в попытке обнять и прервать пустой спор, но крепко сбитая фигура Гилфорда вдруг оседает на пол серо-сизым туманно-дымным облаком, растекается по гладкому деревянному настилу насмешливым "не поймаешь, не найдешь"; Фрэнсис опускает ладони на поникшие плечи Джуда и вскидывается в постели в нервной дрожи, сминая плед до побелевших костяшек. Долго стоит в душе под тугими тонкими струями горячей воды, царапает распаренную кожу в попытке смыть с себя тяжелый морок, тугим клубком свернувшийся в груди, зудящий на кончиках пальцев, пекущий губы. Рассеянно сует ложку в банку с солью — кофе слишком горчит на языке. В машине скорой пытается вернуться к разговору, но Билл обиженно зыркает из-под густых посеребренных сединой бровей выцветшей синевой глаз, и разговор не клеится. Фрэнсис вздыхает, утыкается в планшет, проверяет подробности и адрес вызова.
— Хм, магазин туристического снаряжения у нас сегодня с инфарктом. Печальное открытие сезона.
— Сезон у него, — пробубнил Билл, — ты горы-то небось в своей Калифорнии только на открытках видел, а?
— Видел, — согласился Риз, — и в прошлом году чуть не помер там, три новичка на заглохшую тачку и полный медведей лес это кровь, пот, слезы и три дня барахтанья в снегу вместо крутого горного ретрита.
— Ах да, ты же снег тоже только на открытках видел!
Возмутиться Фрэнсис не успевает, машина притормаживает и останавливается у магазинчика, у которого уже собрались люди. Их немного, но в воздухе висит немая тревога, они как по команде поворачивают головы и сверлят скорую и выпрыгнувшего из нее врача и парамедиков острым взглядом. Навстречу Фрэнсису бежит разрумяненная от беспокойства пожилая дама с большой холщовой сумкой, неуклюже всплескивает руками, ее жесты рубленые, резкие, обильно сыплет словами, пересказывая ситуацию. Из щедро сдобренного эмоциями рассказа Фрэнсис выцепляет главное — ее мужу десять минут назад стало плохо после звонка дочери, приняли нитроглицерин, но помогает слабо, во всем виновата эта проститутка и ее наркоманский бойфренд, чтоб его черти драли. Дальше он не слушает, идет за женщиной в магазин, где на полу в нелепой позе полулежит больной, бледный, с искаженным лицом, окруженный неравнодушными посетителями. На их лицах — паника и суета, но Риз спокоен и собран. Выталкивает из головы все лишние мысли, подходит ближе, опускается рядом с пострадавшим на колени.
— Доброе утро, я Фрэнсис, врач скорой помощи, сейчас я вам помогу, — его голос бодрый, спокойный, сгущать страх, которым щедро делится с окружающими причитающая рядом пожилая мадам, Ризу совершенно не хочется. Он разговаривает с пациентом, одновременно с этим быстро проверяет пульс, дыхание, легко нажимает пальцами на подбородок и спрашивает имя, слушает медленную спутанную речь и качает головой, — Так, уважаемые, разошлись, дайте воздуха. Льюис, каталку сюда, забираем.
Пока парамедики фиксируют мужчину на носилках и грузят в машину, Фрэнсис успокаивает его жену, предлагает ехать в больницу вместе с экипажем скорой. Отпуск, который пара планировала провести в походах по Туманным Фьордам и прочим живописным местам вокруг городка, теперь пройдет в стенах больничного стационара, сперва в интенсивной терапии, а после операции — в скромной палате отделения кардиологии с видом на порт и лениво сменяющие друг друга огромные белоснежные норвежские и британские теплоходы.
Блестящие двери машины скорой наконец проглатывают чужую суетливую боль и Риз передергивает плечами. Выдыхает, смахивает со лба прядь волос, сует ладонь в карман в поисках лакричного леденца, машинально оборачивается, слыша свое имя.И вздрагивает.
Сперва от голоса, такого родного, въевшегося каленой змеистой печатью под кожу, — это его "Фрэнсис" ажурной шелкопрядной удавкой вьется вокруг пылающего сердца, сбивает дыхание, срывает с губ тихое "да", бьется горячим кровотоком в висках.
Потом острый взгляд карих глаз наконец находит застывшую в дверях под яркой вывеской фигуру. Джуд.
Джуд, Джуд, Джуд, его Джуд, это не может быть не Джуд, Риз слишком хорошо помнит эту манеру держаться, эти светлые глаза, чем дольше он смотрит, тем явственнее ему кажется, что мир вокруг теряет очертания, теряет глубину красок, схлопывается вокруг этого маленького домика и мужчины, стоящего в дверях.
— Джуди, — произносит Фрэнсис, и сам не верит в то, что говорит. Потрясение будто привинчивает его к месту, и он стоит, глупо хлопая глазами, делает несколько шагов навстречу, изнывая от желания плюнуть на все и сломать наконец этот проклятый гештальт, подскочить к Гилфорду, смять его как мягкую кашемировую куклу в крепкие объятия, поймать его наконец, чтобы хоть на несколько мгновений ощутить его тепло, его живое присутствие, а после этот донельзя реалистичный сон может делать с ним что угодно. Только бы..— Эй, Риз, чего ты там застрял, — окликает его Бекетт, — пора ехать, потеряем пациента!
— Джуди..Остаток дня проходит словно в патоково-липкой пелене. Фрэнсис изо всех сил пытается не думать о Гилфорде, о его огромных глазах на бледном лице, погружается в работу, слушает пациентов, собирает анамнез, успокаивает, методично проводит обработки, вводит препараты, перешучивается с Биллом. Расспрашивает его, осторожно, будто между делом, вытягивает из него все, что тот знает об этом магазине — Кетчикан городок маленький и все здесь друг другу знакомые знакомых. Время одновременно и летит, и тянется медленно, день никуда не торопится — в отличие от Риза. Он не может представить себе, что после смены спокойно выпьет кофе, спишет парадокс утренней встречи на закономерный итог недельной усталости и "городок настолько со странностями, что в нем может случиться всякое, вот и тебе наконец повезло", сядет в машину и поедет домой, где преспокойно ляжет спать. Его Джуди в Кетчикане, как тут спать?
Какого хрена он забыл на Аляске?
Почему он отказался от встречи еще тогда, в том сраном рехабе, черт его забери?
Куда он делся после того, как Фрэнсис его не послушал и загремел в больничку?Чем дольше Риз об этом всем думает, тем сильнее его жгут взбаламученные чувства, когда-то запечатанные, забитые глубоко и теперь ищущие выход. Гнев, обида, непонимание, тоска — ее так много, что он уже не понимает, как сильно хочет разобраться в ворохе вопросов, на которые у него нет ни одного ответа. Полтора года Гилфорд ничем не напоминал о себе — чтобы объявиться среди искателей ледяного золота, любителей красной рыбы и вновь сомкнуть цепкие пальцы на его шее этим своим "Фрэнсис", от которого сердце заходится как сумасшедшее и рвется навстречу чужим ладоням — какого черта, как же сильно я тебя ненавижу.
Когда на Кетчикан наконец опускаются ранние августовские сумерки, Риз оставляет в раздевалке неотложки свою форму, садится в машину и едет по адресу утреннего вызова. Он должен разобраться, и он не станет откладывать, медлить, он слишком долго пытался поймать ускользающие миражи, чтобы вставать в позу и предъявлять жизни счет за упущенные возможности. В магазине все еще горит свет, под мелодичный звон колокольчика Фрэнсис затворяет за собой дверь и переворачивает висящую на стекле табличку на "закрыто". Лавирует между стеллажей и ровных рядов курток, парок, палаток и прочего скарба, пока не находит продавца.
— Джуди...
Он смотрит в голубые глаза напротив и не хочет ничего, кроме как вытащить Гилфорда из-за прилавка, смять его губы в горячем требовании вспомнить, каковы они на вкус, каков Джуд на вкус, а потом зарыться носом в тепло его запаха, пока не пропитается им настолько, что забудет, что между ними не только прилавок, усталый глазок камеры видеонаблюдения в углу под потолком, но и время. Сколько прошло? Год, полтора?
Так много.
Отредактировано massaraksh (Сегодня 12:35:42)