Все это казалось каким-то ночным кошмаром. Словно в один миг их привычная жизнь – супергероев Земли, примеров для подражания – превратилась в низкопробную мыльную оперу под прицелами многочисленных камер. Люди хотели знать правду, люди требовали, чтобы они спасли их, спасли этот мир. Ведь именно это они обещали человечеству взамен всенародной любви. Некогда ученые, теперь опальные спасатели, которые не способны обеспечить безопасность самим себе. И грош цена их способностям, которые меркнут на фоне грядущей угрозы.

Сьюзан же пытается удержать этот хаос. Хотя просыпается в ночи от увиденного в Негативной зоне. Просыпается с немым криком и испариной, снова и снова бросая взгляд на колыбель сына, что стоит у кровати. Словно боится, что мальчик исчезнет, растворится в пустоте, пока она забывается беспокойным сном. Но усталая улыбка вновь находит путь к ее лицу, в то время как пальцы оглаживают мягкую щечку сына, что забавно дергает ножками во сне, совершенно не помышляя о том, что творится кругом.

Сьюзан пытается быть сильной. Даже если все вокруг нее пытается сломить ее дух и ее веру, что [они справятся]. Всегда ведь справлялись, какие бы сложности не выпадали на их пути. Будь это космическое излучение или друг, некогда превратившийся во врага. Конечно, масштаб грядущей катастрофы безумен, но не бывает так, что нет способа изменить ситуацию. Да, попытка договориться с сущностью вселенского масштаба обернулась полным фиаско. Не забудем про то, что их с Ридом сын появился на свет не на Земле, а где-то в глубинах космоса во время спешного и, будем честны, позорного побега от Серфера. Им повезло, но ведь все могло обернуться иначе.

От того ее потребность находиться рядом с Франклином порой доходит до абсурда, хотя она отмахивается от аккуратных вопросов брата [а учитывая сколь неосмотрительным бывает Джонни, такое беспокойство – высший уровень заботы от младшего] и многозначительных взглядов Бена, уверяя всех, а главное саму себя, что она в порядке.

Сью повторяет это себе каждую ночь, наблюдая за тем, как загораются огни ночного Нью-Йорка. Она корчит сыну смешные рожицы, вдыхает его молочный аромат и искренне не хочет верить в то, что их сыну уготованы столь мрачные перспективы. Быть отданным Галактусу взамен спасения человечества или напротив, стать тем, кто в будущем самолично уничтожит миллиарды, если на то будет желание и причина. Разве может столь разрушительная сила таиться в этом маленьком существе, что так доверчиво и на инстинктах тянется к ней?

И если она пытается сохранить их репутацию на публике, не реагируя на расспросы журналистов и сдержанно посещая официальные слушания, то Рид сделал то, что делал всегда, когда перед ним возникал нерешенный вопрос – искал способы его решения. И неважно, сколько времени это займет. Дни, недели, месяцы. Только сейчас время играет против них, а Сью забывает, когда видела мужа в живую, а не через крохотное окошко лаборатории, просто проходя мимо по коридору.

Она уважала его потребность в уединении. Не сговариваясь, это правило пополнило ряд других, когда они только начали встречаться. Сьюзан приняла правила игры, а точнее правила жизни рядом с гением, что его ум и заводская необходимость познать неизведанное всегда будут в приоритете, какими бы сильными не были чувства Ричардса к ней. Хуже, что она находила в этом какую-то особую изюминку, делающую его им. Занудой-ученым, способным сравнить ее красоту со спиральной галактикой NGC 1512 и вновь и вновь выбирать галстук с рубашкой вне зависимости от ситуации. Но он оставался ее занудой. Слишком умным, чертовски привлекательным, по-своему заботливым и доказывающим каждый миг, что она не зря дала им шанс на счастливую семью.

И все же в этот раз она застывает перед приборной панелью около двери в лабораторию, задумчиво перебирая в голове комбинацию на [черный день], способную открыть доступ без необходимости реагировать изнутри. Три попытки отзываются неприятным гудком, и Сью покорно выдыхает, нажимая кнопку связи.

— Рид… Дорогой… Я знаю, что ты очень занят, — с губ срывается легкий смешок, пока она подбирает нужные слова. – Но мне кажется, нам нужно поговорить… И я просто хотела узнать, как ты там. Зная твою маниакальную одержимость кофеином и отсутствием сна, когда ты работаешь, впору забеспокоиться о твоем самочувствии. И… я скучаю. Франклин тоже.

К ее изумлению после недолгой паузы раздается характерный щелчок открывающейся двери и Сьюзан заходит внутрь, осматриваясь кругом на пример локальных катастроф. Но картина почти… нормальная. Десятки кружек от кофе, разбросанные и исчерченные листы бумаги, такая же исписанная расчетами и размышлениями доска, которая способна уместить больше возможного.

Но цепляются ее глаза за одну единственную фразу, подчеркнутую аж дважды и обнесенную формулами, как защитным куполом.

Отдать Франклина.

Два слова звучат в ней набатом. Разными голосами, разной интонацией и Сью совсем не хочется думать о причине, почему именно эта фраза стоит едва ли не в центре, на самом виду, как неоновая вывеска, бьющая по глазам и не дающая забыть. Просто напоминание или неотвратимое решение их проблемы?

Но мрачные мысли отгоняются голосом Рида и она поворачивает голову к мужу, пытаясь уловить сказанное. Маркер?

— Да, конечно, — Сьюзан чуть стряхивает головой, возвращаясь к реальности, и берет со стола один из разбросанных маркеров и протягивает мужчине.

В любой другой ситуации она бы уже отпустила шутливый комментарий по поводу его пластичности и увлеченности работой. О том, как можно умудряться быть во всех четырех углах лаборатории одновременно и не стоит ли увеличить крышу, если на его доске не хватит места для расчетов. Но она лишь поджимает губы, опираясь об край стола и наблюдая за Ридом, что вернулся к прерванной формуле.

— Наверное, я должна спросить о том, спал ли ты сегодня вообще… но, похоже, это меньшее из того, о чем стоит беспокоиться. Тебе, мне, всем нам. Я права?