Сой Фон всегда привыкла смотреть на госпожу Шихоин снизу верх. Так смотря на божество, которое по недоразумению оказалось в их пыльном мире. С первого дня, когда Сой встретила ослепительную госпожу в светлом многослойном кимоно, расшитого чудесными птицами, в ее душе поселилось нечто странное. Это образование доставляло изрядную долю беспокойства. В тоже время оно приносило нечто хорошее. Такое ощущение, что госпожа Шихоин согревала одним только взглядом.
Каждый час своего бодрствования Сой посвящала тренировкам. Они возымели успех: все ее братья умерли при столкновении с Пустыми. Сой не было их жалко: слабаки есть слабаками. Туда им и дорога. Благодаря тренировкам Сой смогла стать личным телохранителем госпожи. В тот день она едва удерживалась от волнения.
Со временем хаос от чувств не покинул девушку. Она мастерки удерживала его в себе, сохраняя спокойствие. В черном облегающем костюме Сой тенью скользила за госпожой Шихоин. Глава отряда так ценила свою помощницу, что помогала ей осваивать мгновенную поступь. Каждый раз когда изящные руки обхватывали сердце Шаолинь заходилось в бешеном танце.
Предложение прогуляться до отдаленного района Руконгая Сой встретила настороженно. Недовольный клекот едва не вырвался из ее горла, когда госпожа отпустила остальных телохранителей. Это было верхом безрассудства. С хмурым видом Сой шла за своей госпожой, бросая настороженные взгляды на мужчину рядом с ней. Возможно они и виделись раньше, но Сой была сосредоточена на тренировках и служении госпоже Йоруичи. Она очень редко замечала тех, кто был вокруг нее.
Сой спустя года едва доставала до плечей госпожи Шихоин. Спутник тоже отличался высоким ростом. Сой не смущало это. Она как никто другой знала, что в искусстве Омницукидо важна сноровка и умение буквально сливаться с окружающей обстановкой. Маленький рост тут был только на руку.
Шумный Рунконгай пах пылью и немного затхло. Для главы одного из великих кланов этот район не лучшее место. Но Йоруичи не собиралась слушать робкий голос Сой Фон и поэтому девушке приходилось держаться в стороне и быть готово ко всему. В том числе к атаке на других существ.
Сама идея пить посреди дня в сомнительном заведении казалась Сой абсурдной. Как личному телохранителю ей было известно, что шинигами порой… нарушают правила. Но саму Сой Фон это не беспокоила: она правила не собиралась нарушать. До момента получения приглашения отпраздновать ее назначение в состав личной охраны. Это вызывало у нее растерянность и смущенность.
В небольшом помещении еще было не так людно. Сказывалась середина недели и ясное солнце почти в зените. Сой хотела было привычно сесть на удалении от госпожи Шихоин, как та переиграла все карты.
Сой нерешительно прошла вперед и опустилась на мягкий дзабутон, стараясь скрыть свое удивление. С малых лет ее учили быть на удалении от госпожи, служить ей и повиноваться. А Йоруичи ведет себя так словно Фон не ее слуга…а…. друг?
Сой сидела на пятках с идеально ровной спиной и поднятой головой.
— Вроде… слышала — было неловко признаваться, что Сой не обращала особого внимания на Киске до сегодняшнего дня. Он был не очень активным, по крайне мере Фон едва с ним сталкивалась. — Ваше превосходительство командир корпуса Шихоин добра ко мне! — без запинки отбарабанила Сой, покраснев, взяла пиалу с сакэ. Небольшая эмалированная емкость едва вмещала в себя пару столовых ложек жидкости, но даже этого хватило для опьянения.
— Госпожа Шихоин, спасибо, но мой долг защищать вас. А не упиваться, — братья могли гордиться своей сестрой. Сой поклонилась, удерживая пиалу в руках. — Каждая моя мысль и движение посвящены служению вам.
Сой не могла никак привыкнуть к игривости и легкости Йоруичи. Сама она выросла в суровых условиях, где нет места сантиментам и слабости. Только многочасовые тренировки, медитации и идейное служение дому Шихоин. Все ради этого.
Почтение к Шихоин Сой впитала с молоком матери. Ей было странно, что сама Йоруичи относится весьма равнодушно к своим титулам. Прохладная пиала охлаждала маленькие девичьи руки. А ехидный взгляд Йоруичи прожигал насквозь. От расстеряности Сой не знала куда себя деть. Вот же на плацу все просто: бьешь или бьют тебя, убиваешь Пустого или Пустой убивает тебя. Поди еще разберись в социальных играх.

Очередной день в попытках освоить свои силы. В попытках превратить кошмар во что-то стоящее, ведь интуиция подсказывала, что это не просто кошмары. Это как сны... Мозг обрабатывает информацию – пока недоступную разуму, не замеченную, казалось бы, но на самом деле ничего не забывается. Если изменить частоту волн, чтобы можно было поймать этот «призрак» информации, пока он не стал кошмаром... Работа закипела. Безумная, казалось бы, идея, получила свое выражение.
Франциско держал в руках свое изобретение – по виду, казалось бы, просто солнечные очки, но только он знал, сколько электроники они содержат, сколько начинки напихано и насколько тонкая волновая настройка должна быть. Вот и все? Он надел очки.
Сознание заволокло серо-синим... Франциско напрягся... Что будет? Что сейчас будет? Вспышка. Синяя вспышка. Боль. Скрежещущий голос: «Что я просил тебя сделать?» И странная парочка – девушка с белыми волосами и парень с безумным взглядом... У него на груди расположилось, словно вцепившийся в него  паук, какое-то устройство. Темная улица. Синяя молния.
Франциско снимает очки, тяжело дышит. Вот это да! Это еще.. кто такие? Кажется или их лица знакомы ему? Что случилось? Он надевает очки снова. И снова – серо-синие вспышки. Чем дольше он их видит, тем больше привыкает. Уже не вздрагивает. Этим всем можно управлять...
Видение смешивается с происходящим в реальном мире... «Мы прерываем программу для срочного выпуска новостей» — говорит диктор в серо-синем призрачном мире. Экран показывает страшные картины разрушений....
Франциско снимает очки. По телевизору идет музыкальное шоу – запись прошлогоднего концерта знаменитого на всю страну джазового певца Джозефа Уэста. Музыкальные новости говорят о выпуске его нового альбома, посвященного дочери. Как трогательно, — фыркал тогда Франциско, вспоминая свои отношения с братом. Но это в прошлом – после того, как Данте чуть не устроил у него в квартире пожар, брат зарекся шутить над Франциско.  «Ты стал какой-то... не такой. Ты будто всех насквозь видишь, и это страшно» — сказал Данте, когда Франциско заматывал ему руки бинтами. Как он был прав! Его брат, который не мог понять вообще, что делает Франциско и чем увлечен, внезапно понял его суть и сказал что-то дельное и даже гениальное.
— Мы прерываем трансляцию для срочного выпуска новостей, — песенка о смешной Валентайн сменяется холодным голосом диктора, и Франциско вздрагивает. На экране – не концертный зал, а городские улицы, видно разрушенные здания, хаос. Репортер с микрофоном предупреждает:
— Некоторые кадры могут вас шокировать...
..И черная тень, объятая синими молниями, вылетает вперед. И застывшая маска – воплощение его ночных кошмаров – на миг замирает перед камерой. Явно специально, чтобы репортеры сделали красивый кадр, ведь понятно, что это... нечто движется с такой скоростью, что его просто невозможно сфотографировать.
Скрежещущий голос вещает, словно из ада:
— Этот мир будет принадлежать мне... отныне.
И словно в страшном сне, репортер с микрофоном оседает на землю, пронзенный насквозь – рукой? Такое возможно? Да, говорит разум, ты это видишь своими глазами.
— Меня зовут Зум.
Камеры спешно выключаются, повторяется запись вчерашних новостей о разгроме в полицейском участке. Франциско убирает очки, закрывает лицо руками. Сбылось... Все сбылось. Теперь не остановить...

Это были тяжелые недели, начиная с... ну, с тех пор, как он узнал, что кто-то в Аду мог впасть в отчаянное безумство и делать диваны шириной всего пять футов и три дюйма. Столас даже не был уверен, что когда-либо раньше видел такие крошечные диванчики. Возможно, в каталогах мебели их не печатали по одной простой причине: это могло бы быть расценено как покушение на честь и достоинство семьи Гоэтии.

И все же он знал, что ему нужно мыслить более позитивно.

По крайней мере, так говорили в шоу, которое крутили в час двадцать ночи, а больше никакого другого психотерапевта он себе позволить не мог. Милли (Милдред) сказала, что «психотерапевты для богатеев и сосунков». И, очевидно, она имела в виду, что они не относятся ни к тем, ни к другим. Так что…

Мыслить позитивно оказалось тяжело, когда его спина, забыв о существовании ортопедического матраса, молила о пощаде. О Сатана! Столас с горечью подумал, что сейчас он отдал бы все даже за неортопедический.

— Что? Почему все документы в цветных стикерах? — команда вывалилась из портала десять минут назад. Немного времени, чтобы оценить полезные новшества. Жаль, что кроме Мокси, который быстро листал файлы, никому не было дела.

Столас встал с кресла на колесиках, разминая затекшие ноги (вытягивать под столом их было некуда), и подошёл к нему. Он наклонился пониже и постучал когтем по корешку папки, на которой был аккуратно выведен год.

— Я ввел новую систему хранения и сортировки всех документах о клиентах. Голубой стикер — грешник умер меньше полугода назад и наверняка захочет вернуться, чтобы отомстить кому-то ещё, следует периодически обзванивать и напоминать о себе; красный стикер — грешник умер больше пяти лет и назад и, скорее всего, вряд ли вернется для повторных заказов; черный стикер…

— Да кому это интересно! — Луна рывком открыла холодильник, вытащила банку пива и подцепила ключ когтем.

— Мне это интересно! Мне, тому, кто потом будет пытаться свести месячный баланс! — Столас удивленно моргнул, когда у него вырвали папку. В голосе Мокси подступала паника. — Два часа! Нас не было всего два часа!

— Вообще-то, вас не было почти пять часов. И, насколько я знаю, а поверь мне я знаю, в мире людей время течет точно также, как в Аду, так что…

У Мокси вырвался совершенно беспомощный стон, когда он захлопнул папку. Столас выпрямился, озадаченно посмотрев на кабинет Блитца — тот скрылся в нем, как только они вернулись с задания.

— Ваше Высочество, при всем уважении!..

— Давай, я помогу тебе разобраться с системой? И я просил меня так больше не называть, — мягко возразил Столас. — То, что я видел в ваших документах — сущий хаос и не в хорошем смысле.

— Но это мой хаос! — в отчаянии выкрикнул Мокси.

И в этот момент дверь в кабинет Блитца все-таки распахнулась.

— А да, Блитцси, твои бумаги я тоже успел посмотреть.

Вельвет редко можно было застать с улыбкой на лице, разве что в компании своих друзей, а на публике уже все привыкли видеть её resting bitch face. Особенно что касалось её работы, демонесса вечно была недовольна, например, своими моделями, или ещё чем либо, что как ей казалось не дотягивает до её уровня. Сегодняшний день не был исключением из всех этих правил, тем более что этот день она ждала - сегодня был показ высокой моды, презентация её новой коллекции над которой она так долго и усердно трудилась. Наконец-то всё было готово, гости собрались в зале, модели были сто раз предупреждены о том, что конкретно с ними сделают если вдруг они налажают, показ начался. Не святая троица находилась за кулисами, наблюдая за процессом, и хоть коллеги Вел пытались заставить девушку сменить настроение на более расслабленное, но нет, она неустанно продолжала следить за всем, что происходило на подиуме, благо камеры наблюдения Вокса уже были растыканы по каждой дыре в Пентаграмм-сити, ибо сама Вельвет могла выйти к публике лишь в конце показа, а сейчас пристальный взгляд модельера был прикован к экранам.

Всё шло идеально, хоть по строгому взгляду Вел этого нельзя было сказать, пока одна из моделей не нарушила всю идиллию своим блядским падением, запутавшись каблуками в подоле платья. Глаза Вельвет распахнулись от удивления, а по залу разнеслось оханье и шёпот, но так как модель быстро встала на ноги и закончила свой выход более-менее достойно, перешёптывания вскоре улеглись. Казалось бы, ничего страшного не случилось, модели часто падают на подиумах из-за высоких каблуков или ещё какой-то хрени, но не для Вельвет, по её мнению, всё было испорчено.
– Тупая сука. – практически прорычала кутюрье, стараясь сильно не повышать голос, но её тем не менее было слышно. Она хотела немедленно найти эту кривоногую шваль и разорвать её душу на миллион кусочков, однако не могла, после завершения показа ей предстояла ещё фотосъёмка и фуршет. Девушка сделала пару глубоких вдохов, сдерживая свой порыв ярости, но, когда всё закончится она её точно найдёт.

Дальше всё шло как обычно - выход модельера на поклон в конце показа, фотосессия и наконец-таки фуршет, правда для неё это всё длилось ужасно долго в ожидании расправы и попытках не позволить эмоциям взять верх пока она была в окружении гостей и журналистов.

Как только фуршет подошёл к концу и гости стали расходиться, Вельвет влетела в гримёрку в приступе ярости, сметая всё и всех на своём пути, распихивая других моделей, которые суетились тут и там, мешаясь под ногами, хотя некоторые посообразительнее тут же разбегались, увидев оверлорда в таком состоянии. Когда она наконец добралась до той самой модели, испортившей всё представление своим падением, гримёрка мигом опустела, оставляя модельера и трясущуюся от страха грешницу. Девушка пыталась что-то сказать в своё оправдание, но ни одна попытка не была услышана, а даже если бы и была от этого мало что изменилось бы, Вельвет не прощала, не давала вторых шансов, и тем, кого она просто уволила крупно повезло.

– Ты блять не представляешь, как долго я ждала этого момента! – Вельвет произнесла несколько напряжённым голосом, в котором всё же читалось садистское наслаждение от предвкушения. Девушка подходила всё ближе к до смерти перепуганной модели, она щёлкнула пальцами и в её руке появилась красная магическая цепь, ведущая к такого же цвета ошейнику на шее несчастной. Едва заслышав её мольбы Вельвет сухо рассмеялась и покачала головой – Нет, никакого второго шанса. ТЫ. ИСПОРТИЛА. МОЙ. ПОКАЗ!

Оверлорд притянула модель поближе к себе, её руки окутало розовое свечение, которое пошло по цепи и когда достигло ошейника, заставило модель издать истошный крик боли. Таким образом Вельвет разорвала её душу, забирая себе. Спустя несколько мгновений она покинула гримёрку, приказав прислуге убрать там всё, и хоть она сделала что хотела, Вельвет всё ещё была не в лучшем настроении, но как ни в чём не бывало вытащила смартфон из кармана и начала проверять соцсети на ходу.

Артур сидел, прижавшись спиной к дереву и не выпуская меч из рук, подушечками пальцев оглаживая холодную надежную сталь. Еще сегодня утром все было в порядке, беспокойство насчет назначенной встречи с Моргаузой было столь небольшим по сравнению с тем, что его ожидает в Камелоте теперь. Все, во что он верил, в один миг оказалось разрушенным и оскверненным. Родной отец, доблестный король, был теперь в его глазах лицемерным трусом, убившим собственную жену, а день его рождения отныне не будет праздником. И несмотря на это, он был рад, что узнал наконец правду, что нашелся хотя бы один человек, решившийся открыть ему глаза.

- Я не хочу об этом разговаривать, Мерлин! - огрызается злобно, сжимая в руках меч. Надоедливый слуга, который сует нос не в свои дела. Что Мерлин вообще может знать о подобном? Разве может понять всю важность произошедшего тот, кто не обременен тяжелым грузом ответственности? И с чего он решил, что Артуру необходимо его мнение на этот счет, у него хватает своих мыслей, беснующихся с того самого мига, как они отправились назад, сейчас явно неподходящее время для разговоров. Ему нужно подумать обо всем произошедшем, взглянуть на мир по-новому. Теперь все события складываются как никогда логично.

И то, что от него не могут отстать раздражает. Раздражают и вынужденные остановки, и нытье Мерлина по пути. Как тот не может понять, что Артуру просто необходимо попасть в Камелот как можно быстрее, посмотреть в глаза отцу? Который все это время его обманывал. Отец... Где-то внутри таится надежда, что все вскрывшееся сегодня только ложь, ему хочется услышать, что скажет Утер на этот счет, сможет ли оправдаться, но надежда эта столь слаба и неправдоподобна, что Артур от нее отмахивается, как от назойливого насекомого.

А от следующей фразы Мерлина, он поджимает губы, стискивая рукоять меча крепче, но заставляет себя остаться на месте, дослушать, что тот скажет. Если ему суждено когда-нибудь занять место Утера, то он хотел бы, чтобы его поданные не боялись высказываться вслух. Стать таким, как отец, сейчас ему казалось еще более отвратительным, чем в минуты их споров раннее, когда у них расходились взгляды. В словах Мерлина есть зерно истины, но как Артуру объяснить ему, что он почувствовал, обняв свою мать? Он уверен, что она была именно той, за кого себя выдавала. Более того, ведь отец не зря боялся его отпускать, заслышав о том, что Моргауза знает его мать, он что-то скрывал, ничего не рассказывал о ней, видимо это было чувство вины. И ведь теперь есть причина, почему он настроен против магии, почему винит во всем других, хотя сам нисколько не побоялся к ней прибегнуть. Единичный ли это был случай? И не его ли первым стоит за это казнить по его же принятым законам?

Так что "завершение" аргументов слуги только убеждают его в том, что Утер виновен. Он молчит, игнорируя казалось Мерлина, не реагирует и на предложение поесть. Это сейчас волнует его меньше всего. Наконец, поджав губы, он вскидывает руку, будто отмахивается от чего-то, и решается озвучить свои мысли вслух.

- Понимаешь, дело не в том, что... - откинувшись назад, прижимается к холодной шершавой коре, пытаясь связать все волнующие его мысли вместе, - если это все правда, дело не во мне и не в магии, дело в нем. Он лгал мне столько лет, он стольких казнил, притеснил, объявил магию незаконной, но сам, - наконец переводит взгляд на Мерлина, хмурясь, - если он сам к ней прибегал, то каково его решение, как правителя? Это.. Я думаю, что совсем его не знаю, Мерлин, и все, во что я верил, чему учился, все это противоречит этому поступку. Король не имеет права так поступать со своим народом, и.. со своей женой. Если я родился с помощью магии, если я виноват, что моя мать... - сбивается, замолчав. Наверное, это ощущение останется с ним до конца, с этими последствиями поступков своего отца придется жить, но сейчас это не столь важно, и он, встряхнув головой, продолжает, - понимаешь, он должен за это ответить. Он должен ответить хотя бы за нее. Вся его ненависть направленная на магию, все эти казни... это все только правление лицемерия и трусости. Только вообрази себе, сколько невинных людей пострадало из-за его собственного поступка! Он хочет винить в ее смерти кого-то другого, а не себя. Король, которого я знал, никогда бы так не поступил, но кажется, я бы слишком слеп в своей любви к отцу. Я считал, что у его ненависти есть причины, весомые причины, но оказалось, что причина кроется в нем самом.

Он поднимается, прохаживаясь взад и вперед, стараясь унять вновь вспыхнувшее негодование и злость.

- И не нужно делать из меня идиота, Мерлин, - подняв и опустив меч, он поджимает губы, - я знаю, что ты хотел бы меня успокоить, но довольно. Я устал, что все от меня что-то скрывают и утаивают, считают, что я не могу справиться с правдой. Я верю Моргаузе потому, что она не причинила никому вреда, она могла убить меня, лишив Камелот единственного принца, она могла бы попытаться убить Утера или развалить наше королевство, но она этого не сделала. Все ее поступки не несли в себе злого умысла. И она была бы в своем праве, убив меня сегодня, или на поединке. К тому же, - он останавливается, вновь устремляя на Мерлина прямой взгляд, - когда я сказал отцу, что Моргауза знала мою мать, ты бы видел его лицо! Он желал меня не пускать не потому, что боялся за мою жизнь, зачем ей заманивать меня в ловушку, если она могла меня убить еще тогда? Он боялся, что я узнаю правду. И ты сам сказал, что его ненависть к магии возникла сразу после моего рождения.

Сосредоточиться на делах насущных вместо сердечных терзаний всегда было полезнее, с какой стороны ни посмотреть. Проблемы «Белой змеи» помогли Фейлону не сойти сума от разъедающей горечи предательства семь лет назад, помогали и сейчас. Держать руку на пульсе каждого из направлений бизнеса, быстро решать вопросы – как днём, так и ночью, - следить за конкурентами… Работы всегда было очень много, а после того происшествия с дурными Арбатовыми навалилось и того больше. Каждая шавка из мафиозного мира так и ждала момента укусить, а то и откусить от Байшэ что-нибудь для себя, теперь же они будто падальщики кружили в пределах видимости и не позволяли расслабиться.

Однако Лю-лаобан был благодарен им за это, если быть честным с самим собой. Полностью уничтожив один неосторожный и агрессивный клан; избавившись от полицейского чина, что начал подрабатывать на конкурентов, и завербовав другого, даже покрупнее; провернув неплохую сделку в своём официальном бизнесе; и пропадая в тренировочном зале дольше обычного – так у «Парящего дракона» Лю за последние пять месяцев почти не оставалось сил на мысли об Асами. И о Такабе.

Фей никогда не увлекался мечтами о том, кого бы он хотел видеть рядом с собой и как могла бы складываться такая жизнь. С юных лет его приучили думать о вещах более прагматичных и серьёзных, заботиться об имени семьи, а ещё пользоваться любой возможностью и брать то, что желаешь. Но он сам не знал, что же хочет от этого чёртового якудза и его неугомонного фотографа! Просто жаждал или одного, или на худой конец другого, и невозможность разобраться в собственных чаяниях приводила к постоянным вспышкам знаменитого фейлонового темперамента и импульсивным поступкам. Да только суровая реальность вновь щёлкнула его по изящному носу и оставила наблюдать с обочины, как кто-то имеет достаточно смелости, чтобы противостоять негласным законам их жестокого мира.

А в сентябре неожиданно пропала по пути в Осаку плановая поставка, шефу Байшэ стало не до сентиментальных переживаний.
Этот морской путь “пробороздил” ещё старый глава Лю, от него же в наследство младшему сыну перешли люди, которые принимали товар в огромном международном порту, переоформляли и направляли его дальше, на противоположные берега Тихого океана. Разумеется, некое обновление кадров уже давно было совершено, но контейнеровозы ходили регулярно, схема работала как часы и не давала сбоев. Пока Фейлону не доложили, что часть партии из текущей доставки пропала. Была погружена в порту Гонконга, но на берегах Японии её уже не смогли найти. Вместо контейнера с нужным номером на том самом месте, что числился за ним по накладным, оказался совершенно иной. Куда-то пропала и охрана из нескольких вооружённых бойцов.

Как выяснилось позже, связь с сопровождающими пропала ещё на подступах к соседним островам, однако ответственные за это подчинённые не стали сразу докладывать Лю-лаобану о происшествии. А когда дело запахло палёным, на пару человек в “Белой змее” стало меньше. Впрочем, казнить провинившихся в назидание остальным - десятая часть проблемы, впереди была мобилизация верных членов группировки на чужом берегу, переправа тех, кто находился недалеко, и расследование со всей возможной скрытностью, учитывая, как мало власти Байшэ имеет в Стране Восходящего солнца.

Сказать, что Лю Фейлон был зол, равнозначно тому, чтобы промолчать. Воротилы теневого криминального мира, что помельче и послабее, похоже, совсем раздружились со здравым смыслом, раз набрались наглости и дерзнули провернуть нечто такое под самым носом хозяина Гонконга! Он же лично с организатора этой кражи шкуру спустит! Когда он найдёт всю шайку, от них даже ведь хоронить будет нечего! …вот только вопрос, когда это случится, и как много информации о подобном инциденте просочится к конкурентам, а следовательно, как сильно ещё пострадает репутация Дракона “Белой змеи”.

…ему нужно было больше свободы на чужой территории, чтобы найти этих гнид. А кто негласно контролирует половину Японии? Если не её всю...

Ответ молодому боссу триады не нравился. Почти полгода он потратил на то, чтобы не вспоминать об этом человеке, но будто по насмешке судьбы ради сохранения наследия собственных предков ему придётся снова встретиться с Асами Рюичи. Чем раньше, тем лучше.

Если бы решиться на подобный шаг пришлось лет пять назад, Фейлону потребовалось бы не меньше недели, чтобы собрать волю в кулак и сделать то, что необходимо. Фейлон нынешний потратил не больше часа на то, чтобы заставить себя отдать нужные приказы. А через два часа его самолёт уже взял курс на Токио. Номер в гостинице, что сохраняет конфиденциальность постояльцев и смотрит сквозь пальцы на содержимое их багажа, уже ожидал.

***

Звонить владельцу половины Токио гость из Гонконга не стал. Откровенно говоря он не скидывал со счетов версию, что Асами может иметь какое-то отношение к похищению. Нет, он, конечно, до сих пор вёл себя с бывшим любовником как рыцарь, ни разу не использовав его слабости против него же… но Лю-лаобан не дожил бы до своих двадцати восьми, если бы продолжал оставаться наивным и доверчивым младшим сыном. Ему необходимо встретиться с этим чёртовым японцем лицом к лицу, желательно сделать это неожиданно, чтобы попытаться по самым незаметным взглядам и тону голоса понять, замешан ли тот во всём.

И где вероятнее всего найти Асами? Или как можно быстрее всего дать ему знать о своём появлении? Ответ очевидный: роскошный Сион. Едва успев переодеться, китаец направился именно туда. Конечно, со стороны заминка казалась странной, тем более странной из-за выбора, кхм, костюма: из автомобиля перед клубом на подъездную дорожку шагнул высокий и подтянутый молодой человек в национальном контонском чхёнсаме. Чёрный шёлк, по которому вились искусно вышитые золотые драконы о пяти когтях, несколько телохранителей и холодный, буквально пронизывающий насквозь взгляд на удивительно красивом лице - Фейлону не было необходимости предъявлять на входе какие-либо документы, все сотрудники Сиона и так знали, какого полёта птица к ним нагрянула среди белого дня.

Один из администраторов, внутренне готовясь ко всему, кланялся столь изысканно, пока провожал гостя в отдельный кабинет, будто всю жизнь только этим и занимался. И обещал сейчас же доложить о визитёре господину Асами в таких деликатных выражениях, что можно было бы и заслушаться. Если бы от внутреннего напряжения у главы Лю не шумело в ушах. Чем ближе был момент встречи с мужчиной, которого он то ли ненавидел, то ли вожделел, тем туже пружина беспокойства затягивалась в его груди. Именно оно заставило выбрать для этой встречи традиционное платье: то, как плотно облегал его силуэт фигуру, помогало держать осанку и не терять достоинства при сложных переговорах; а детально проработанные клыки, рога, чешуя и гребни драконов казались надёжной бронёй, которая прячет неуместную, горячую, порывистую натуру от внешнего мира и помогает сохранять хладнокровие. Фейлон чувствовал, что в простом брючном костюме не справится с этими переговорами, потому искал поддержку у излюбленного фасона.

Итак, в одном из кабинетов для посетителей Асами Рюичи ждал босс “Белой змеи”, устроившийся в кресле, откинувший волосы за плечо, устроивший ногу на ногу, внешне холодный и собранный, мысленно уговаривающий себя и вести соответственно.

Это были тяжелые недели, начиная с... ну, с тех пор, как он узнал, что кто-то в Аду мог впасть в отчаянное безумство и делать диваны шириной всего пять футов и три дюйма. Столас даже не был уверен, что когда-либо раньше видел такие крошечные диванчики. Возможно, в каталогах мебели их не печатали по одной простой причине: это могло бы быть расценено как покушение на честь и достоинство семьи Гоэтии.

И все же он знал, что ему нужно мыслить более позитивно.

По крайней мере, так говорили в шоу, которое крутили в час двадцать ночи, а больше никакого другого психотерапевта он себе позволить не мог. Милли (Милдред) сказала, что «психотерапевты для богатеев и сосунков». И, очевидно, она имела в виду, что они не относятся ни к тем, ни к другим. Так что…

Мыслить позитивно оказалось тяжело, когда его спина, забыв о существовании ортопедического матраса, молила о пощаде. О Сатана! Столас с горечью подумал, что сейчас он отдал бы все даже за неортопедический.

— Что? Почему все документы в цветных стикерах? — команда вывалилась из портала десять минут назад. Немного времени, чтобы оценить полезные новшества. Жаль, что кроме Мокси, который быстро листал файлы, никому не было дела.

Столас встал с кресла на колесиках, разминая затекшие ноги (вытягивать под столом их было некуда), и подошёл к нему. Он наклонился пониже и постучал когтем по корешку папки, на которой был аккуратно выведен год.

— Я ввел новую систему хранения и сортировки всех документах о клиентах. Голубой стикер — грешник умер меньше полугода назад и наверняка захочет вернуться, чтобы отомстить кому-то ещё, следует периодически обзванивать и напоминать о себе; красный стикер — грешник умер больше пяти лет и назад и, скорее всего, вряд ли вернется для повторных заказов; черный стикер…

— Да кому это интересно! — Луна рывком открыла холодильник, вытащила банку пива и подцепила ключ когтем.

— Мне это интересно! Мне, тому, кто потом будет пытаться свести месячный баланс! — Столас удивленно моргнул, когда у него вырвали папку. В голосе Мокси подступала паника. — Два часа! Нас не было всего два часа!

— Вообще-то, вас не было почти пять часов. И, насколько я знаю, а поверь мне я знаю, в мире людей время течет точно также, как в Аду, так что…

У Мокси вырвался совершенно беспомощный стон, когда он захлопнул папку. Столас выпрямился, озадаченно посмотрев на кабинет Блитца — тот скрылся в нем, как только они вернулись с задания.

— Ваше Высочество, при всем уважении!..

— Давай, я помогу тебе разобраться с системой? И я просил меня так больше не называть, — мягко возразил Столас. — То, что я видел в ваших документах — сущий хаос и не в хорошем смысле.

— Но это мой хаос! — в отчаянии выкрикнул Мокси.

И в этот момент дверь в кабинет Блитца все-таки распахнулась.

— А да, Блитцси, твои бумаги я тоже успел посмотреть.

Иногда нам снятся прекрасные сны, так похожие на добрые детские сказки. В таких снах и солнце светит ярче, и птицы поют райскими голосами, и каждое мгновение с нами случается волшебство. Например, Цинсюань мило щебечет, смотрит на своего неразговорчивого друга сияющими восторженными глазами, а тот с лёгким удивлением прислушивается к чувству покоя и уюта, поселившемуся под сердцем.

Как раз там, где заканчивается ровный и чёткий шрам.

А потом мы просыпаемся. Где-то на краю сознания всё ещё ощущается ласковое тепло сказочного солнца, память хранит звуки фантастических птичьих трелей, но ты понимаешь, что это был всего-навсего сон. Плод твоего подсознания, которое решило немного тебя побаловать хоть чем-то хорошим. Но всё закончилось, и теперь тебе необходимо встать с кровати и окунуться в серую, жестокую, беспощадную реальность.

Хэ Сюань ощущал сейчас что-то такое. Распрощавшись с очаровательным эльфом из сказки по имени Ши Цинсюань и вспомнив ледяную маску демона с пятого круга ада, в которую превратилось лицо Хуа Чэна, там, за столиком кафе. Вот она, его будничная реальность, от неё нельзя скрыться, сбежать и спрятаться. Да по прошествии стольких лет уже и не хочется. Просто бывает так, что кто-то по жизни клерк-крючкотвор, кто-то транжирит родительские денежки, кто-то тихо угасает на больничной койке из-за врождённой болезни — а кто-то заключил сделку с дьяволом.

Давно хозяина «Чёрных вод» не тянуло на философские размышления, надо же. Кажется, наивный мотылёк, случайно залетевший в его салон, всколыхнул застоявшуюся воду его души и жизни, напомнил о чём-то… что пока не получалось разобрать во тьме, что заполняла Хэ Сюаня изнутри.

Такие мысли были его попутчиками в такси, даже водитель не пытался завязать разговор и не напоминал о своём присутствии. Он и его коллеги всем автопарком знают этого фрика неформальной внешности, он так давно пользуется машинами их службы такси, что повидал каждого шофёра. И они все выучили один-единственный адрес, ради посещения которого этот клиент авто и вызывает. Берлога Хуа Чэна.

Уже стемнело, когда Хэ Сюань вышел из машины. Казалось, что его суровая реальность даже порывы ветра вдоль улицы сделала сильнее и холоднее, чем для других горожан. Он невольно повёл плечами, поёжился, но не стал торопиться нырять под защиту высоких стен многоэтажки. Встал напротив, прикурил и позволил себе несколько минут паузы.

О, его дражайший друг сейчас в ярости, вне всяких сомнений. Хэ Сюань его отлично знает, иногда даже видит насквозь. Нынешним вечером тот забрался в свою квартиру, подобно дракону — в пещеру, и строит грандиозные планы о том, как именно будет воспитывать отбившегося от рук «Черновода». И чем дольше последний тянет, тем серьёзнее будут методы, это он тоже прекрасно понимает.

Не понимает только одного: за какие заслуги из прошлых жизней ему достался Ши Цинсюань. Последние лет десять он уверялся в мысли, что заслужил только грязь с самого дна жизни, в которой они с Хуа Чэном медленно тонули напару. А тут вдруг нежный лучик над зловонной жижей…

В чём хозяин «Чёрных вод» был убеждён на все сто, это в том, что день наедине с Цинсюанем зажёг в крови искорки возбуждения. Он хотел этого наивного мальчишку, но боялся, не желал испачкать его светлую кожу и чистую душу своими прикосновениями. Зато дорогой друг не станет грязнее от очередной хватки, которой вопьётся в его горло. И от очередного сеанса истязаний. И от жёсткого траха после.

Хэ Сюань бросил окурок под ноги и размазал его искры по асфальту. Он никогда не признавался себе в том, что Хуа Чэн нужен ему так же, как Хуа Чэн нуждается в нём. Просто не задавал себе подобных каверзных вопросов, не пытался что-то рассмотреть в чёрных и непроглядных водах своего сознания ли, подсознания, а лишь плыл по их течению.

Ну что, вот и настала пора проснуться. Хэ Сюань прошёл в подъезд, даже не глянул в сторону пункта охраны — та его и так в лицо знает — и поднялся на нужный этаж, к нужной двери.

Каждая клетка в каждой мышце гудела, дрожала от возбуждения и боли. Впрочем, настоящая ломота от микро- и макроразрывов, накопления молочной кислоты и банального перенапряжения накатит гораздо позже - завтра или даже днём следом. Да и переломы дадут о себе знать. Но сейчас Кенпачи улыбался одной из самых своих искренних улыбок - в этот раз ему попались весьма достойные противники. И пускай они не были честны в бою, использовали спрятанное заранее оружие, однако сражались относительно долго, не сдались, не сбежали, не молили о пощаде, словно какие-нибудь слизняки. Победа над такими выглядела, будто благословение. Хотя Зараки никогда не стремился к тотальному возобладанию над противником. Во всяком случае, оно не являлось первостепенной целью в прямом смысле. Ему нравился именно процесс развития битвы, возможность постепенного роста сил.
Если бы он родился в благополучной семье, получил образование, то знал бы, что виной всему нейромедиаторы - эндорфин, окситоцин, серотонин и дофамин. И адреналин - куда же без него? Парень очень крепко «подсел» на них. Так давно, что почти не помнил, как жил «до». Казалось, будто дрался он всегда. Сначала - чтобы выжить, а после судьбоносной встречи - дабы утолить жажду, испытать ту самую эмоцию снова. Говорят, дважды войти в одну реку невозможно, однако Кенпачи класть хотел на такие премудрости. После хорошего сражения он чувствовал себя живым и счастливым, а мир вокруг становился необычайно ярким, наполненным смыслом.
Вот и сейчас он настолько погрузился в экстаз, что проморгал бригаду скорой помощи - приметил их лишь в тот момент, когда они замаячили белыми халатами уже почти перед самым носом. Хотя, конечно, в этот раз ещё и кровавая пелена из-за рассечённой брови сыграла свою роль.
Разумеется, здоровяк даже в текущем травмированном состоянии мог раскидать санитаров двумя взмахами руки. Одних отшвырнуть направо, других - налево. Но, чёрт их раздери! Они слабаки! Никакого кайфа от такой битвы. Поэтому Кен-кун покорно позволил утащить себя в машину и отвезти в больничную палату.
Почти сразу к «пациенту» завалились полицаи, несмотря на возмущённые взгляды медиков, позадавали банальные вопросы, отвечать на которые было ужасающе скучно. Те головорезы ни за что не опустятся до подачи заявлений, до обвинений и тому подобного. Они все вместе, максимум, отделаются парой-тройкой часов общественных работ в качестве компенсации за беспорядки и шум. Зараки такие штуки воспринимал в качестве тренировок. И за «тренажёры» платить не нужно. Но это будет потом, а в данный момент парня уже вовсю клонило в сон - организм требовал отдыха и явно намеревался взять своё. Упрямец. Под стать своему владельцу. Кенпачи демонстративно зевнул, тем самым указывая на окончание разговора, поёрзал на подушке, устраиваясь поудобнее, расслабленно закрыл глаза и вскоре погрузился в дремоту.

Июль. Середина лета. На улицах летающего наукограда, где находился научный комплекс «Челомей», расположенный на летающей платформе «Икар», царила духота. Виктор не любил жару, во всяком случае — не в городе, а в деревне, где он мог бы сходить на речку, умыться прохладной водой из колодца или просто присесть в тени дерева, пока по бумаге бы порхал карандаш, создавая эскиз очередного будущего робота, который потом перенесется в его лабораторию и команда приступит к воплощению мысли в жизнь. В деревне жара хотя бы настоящая, а не то, что здесь — парник, искусственный, идущий от асфальта и каменного мешка, называемого наукоградом. Но увы, сейчас отдых был также недосягаем, как и будущая свободная жизнь. Судя по тому, что Сеченов планировал и спустил приказ о разработке нейросети «Коллектив 2.0», их ждало будущее в цифровом рабстве, под эгидой просвещения, что несла бы эта разработка в массы.

Почти сразу Виктора насторожили некоторые тезисы, и ключевые функции, которыми должно было обладать это новое «детище» Сеченова — команде предлагалось разработать объединение людей и роботов в общее сознание, кроме того, для разграничивания прав в новой сети предполагалось также создать некие коннекторы, которые бы делали обладателя невидимым для остальных. Чисто технически, разумеется. И если ранее, молодой специалист, получивший такую высокую должность о которой мечтал каждый в Советском Союзе, боготворил Сеченова, подобно тому, как его коллега в смежном отделе, Лариса Филатова, почти боготворила профессора Харитона Захарова, входившего в золотую Сеченовскую когорту, то первым звоночком для него стало то, что в гражданских роботов, которых он же и разработал, требовали тайно от общественности встраивать боевой режим. Роботы должны были уметь вести рукопашный бой, а уж о том, что машина будет обладать силой в разы превышающую человеческую, знал каждый инженер, вынужденный подчиниться странной прихоти руководства.

Мало-по-малу, вокруг талантливого молодого инженера собралась небольшая группа людей, которые считали, что Сеченов ведет страну к неминуемому всеобщему рабству. Конечно, поначалу все опасения среди сплотившейся команды выдавались крайне завуалировано, ведь случись чего — и каждого из них объявят предателем Родины, и приставят к стенке, чтобы пустить пулю в затылок. Или, чего хуже — отправят на опыты, тестировать Лимбо на себе. Ведь только через Лимбо, по осторожным слухам от Ларисы, нервно теребившей краешек халата во время визита в их инженерку, пока можно было заставить людей делать то, что хотят высшие руководства. Петров лишь кусал губу и усиленно думал, как они могут остановить Сеченова, ведь прийти на ковер к начальству и сказать о том, что он ошибается — на смех поднимут! И, именно в таких долгих и тихих перешептываниях за созданием очередного робота с боевым режимом встроенным в алгоритмы по-умолчанию, родилась безумная идея.

12 июля была назначена выставка достижений Советского Союза в области робототехники, на которую обязали привезти как более распространенных ВОВ-А6 и РАФ-9 (ласково называемых в народе Рафиками),а также более узкоспециализированные модели — БР-1(более известную как БУРАВ) и НА-Т256 (Наташу). Конечно, туда хотели добавить еще и ЕЖХ-7, но в последний момент выяснилось, что она не поместится в помещение, предполагаемое для выставки. Пожалуй, если предполагаемых организаторов это и расстроило, то Виктору позволило выдохнуть с облегчением — в его безумной затее этот горнопроходческий робот мог стать непредсказуемой переменной.

Жара плавила асфальт, и даже то, что Икар безмятежно парил под солнцем, не спасало от маленьких капелек пота, что собрались под воротником накрахмаленной рубашки. Виктор обреченно выдохнул — хотелось сейчас бросить все и уехать в деревню. Ну, или хотя бы трусливо сбежать, прихватив Нечаева в охапку, скрыться от законов, запрещающих открыто целовать эти невероятные губы и ворчать на щетину, что приятно кололась. Но умом он прекрасно понимал, что даже если они сбегут (а червячок сомнения в голове противно так ехидным голоском заявлял, что капитан Нечаев скорее сдаст его, узнав о планах, чем согласится бежать), они не смогут быть в безопасности вечно — Сеченов все равно запустит Коллектив 2.0 и у него будут глаза и уши повсюду, а потому вернуть беглецов не составит никакого труда. Поэтому, подавив очередной тяжелый вздох и выискивая Сергея в толпе глазами, Виктор нервно облизал губы — сегодня они с командой переступали очень тонкую грань и все могло пойти не так. Конечно, каждый из команды знал свою роль в уготованном мероприятии, и точное время, когда нужно будет осуществить их план, только нервов Виктора это не отменяло.

Сквозь шум от галдящих пионеров, которых журила усталая девушка, очевидно, также непереносящая жару, над ухом послышался знакомый голос и нежная ладонь Ларисы тронула плечо:

— Игорь готов, все пройдет хорошо, не волнуйся.
— Знаю. Но волнуюсь, — честно отозвался молодой человек, играя на публику, и чуть повышая голос, чтобы не дай бог, их не заподозрили суровые бугаи, призванные охранять выставку, добавил — Привет, милая. Жарко сегодня, а? Паримся тут как в парнике, а все во имя науки.

Повернувшись и легко поцеловав запястье Филатовой, он лишь легонько, едва заметно кивнул, уже вперив взгляд за тех, кто появился в дверях и чувствуя как в животе все сплетается в тугой горячий комок ревности. Нечаев шел с Блесной (называть эту девушку по имени Виктор не хотел упрямо, будучи уверенным в том, что она хочет увести ЕГО Сергея), обнимая легко девушку за талию, и они о чем-то весело шептались между собой и с Алисой, лаборанткой из его отдела, посвященной в план. Среди всей этой безликой серой массы только Сергей выглядел единственным цветным пятном и по-настоящему живым, был его якорем, и чем ближе он был к Виктору — тем прочнее он чувствовал те нити, что удерживают его в реальности, на этой земле. Но вот, Блесна сжала руку мужчины, а внутри у Витора все словно стянули в один тугой узел, лишающий дыхания, отзывающийся набатом в голове. Ее пальцы были чужими — они касались того, что ей не принадлежит, они были подобны грязи, что пачкала собой идеально белую рубашку. Хотелось приказать Наташе  отбросить эту наглую пиявку от Нечаева, только одно слово и робот исполнит все, что Виктор пожелает, все, на что у него самого бы никогда не хватило духу. Алиса сидела на протянутой руке НА-Т256, так легко качая ногами, словно забыв о том, как легко этот робот может одним ударом переломить ее хребет. Петров сморгнул вставшую перед глазами непрошенную кровавую сцену и выдавил вежливую улыбку.

— Капитан Нечаев, рад Вас видеть. И вас, товарищ Муравьева. — на имени Екатерины его голос едва заметно обдал девушку холодком, впрочем та ничего не заметила, восторженно осматривая грузную НАТАШУ. Вздохнув тяжело, ощущая себя как в цирке, но перед этим успев обжечь Плутония горячим взглядом, в котором ревность просто клокотала, Виктор поднял датапад к груди и чуть махнул рукой, отдавая роботу приказ:

— Наташа, вторую руку, пожалуйста.

Что ж, если Блесна так хочет покататься на роботе, пожалуй, он это ей осуществит, если только она отлипнет от Сергея. Он мог приказать Наташе стряхнуть эту самозванку как пушинку, и притворно вздохнуть, ссылаясь на неосторожность девушки... Ха. Неосторожность. Чтобы член элитного отряда «Аргентум» — и был таким? Тут скорее, поверишь в Рафика-балерину. А все ведь почему? Да потому, что она лезет туда, где ее быть не должно. Рядом с ним ЕГО место, а она думает, что сможет его своровать? Не выйдет. Он не отдаст капитана этой дряни.