Я наблюдал за ней (постоянно) и ломал голову над этой задачкой пару недель. Одно было непонятно — как Вайоленс умудрялась знать, с кем именно предстоит сражаться. Хотя один раз для верности отравила целый отряд. Но та блюющая девчонка оставила все меньше сомнений, и вот теперь коварная отравительница сама все подтвердила.

— Здесь —  да, — я делаю акцент на первом слове, но не упоминаю, что вертел я местные писаные и неписаные правила да вот хотя бы на острие кинжала из сплава. Легко убивать друг друга, когда бестолковый король и его мерзкий цепной пес генерал притворяются, что войны-то никакой и нет. Игнорируют врага, который доберется и в пределы чар рано или поздно. И натравливают драконов на и без того отчаявшихся людей, которые просто пытаются найти способ выжить. А тех, кто им помогал, объявили предателями и казнили.

Недаром поромиэльцы так любили посмеяться над варварскими наваррскими обычаями. Им-то каждый человек был на счету, поэтому они не убивали друг друга направо и налево, объявляя это волей грифонов. Проклятье, даже драконы то смеялись, то приходили в ярость, когда люди смели провозглашать за них, что они предпочитают и на основе чего принимают решение.

—  Но даже здесь у тебя не всегда будет возможность сотрапезничать с врагом. Перед Молотьбой что, весь квадрант отравишь? - мой тон просто преисполнен ехидством. Ох, знала бы она, что на самом деле поджидает ее за стенами академии.

— Именно так, Вайоленс. Это было бы милосердием, а я тебе его не дарую, — я усмехаюсь, наблюдая, как она тоже разоружается следом за мной. Это было необязательно. Я-то просто уравнял шансы, да и пусть она поменьше трепещет, думая, что я прикончу ее без свидетелей. Но не останавливаю ее. —  К тому же, я предпочитаю достойных противников. Может, когда ты наконец-то нагрузишь свои мышцы чем-то кроме стопки книжек, и перестанешь валять дурака на тренировках с твоей подругой, мы попробуем снова.

Но я не уточняю, что именно — убить друг друга, или попрактиковаться в спарринге.

На самом деле, я так долго думал об этом. С той самой минуты, как Лилит Сорренгейл выбрала свою услугу. Мне хотелось если не плюнуть ей в лицо сиюсекундно, то заставить ее почувствовать хоть толику той боли, что чувствовал я.

Я превратил свое тело и разум в оружие, потому что никогда не хотел снова наблюдать, как дорогих мне людей убивают за правое дело. Наблюдать, оставаясь полностью беспомощным. Мне хотелось сделать что угодно, кинуться на Мельгрена, унести его жизнь, а после расплатиться за это своей, исчезая в пламени его дракона. Несмотря на свой рост, я чувствовал себя крошечным и никчемным рядом с исполинским черным драконом. И просто, блядь, стоял, как каменное изваяние. Смотрел, как исчезают мой отец, отец Гаррика, моя тетя, мама Лиама, мама и сестра Имоджен, еще столько прекрасных людей…

Едва ли сердце Лилит Сорренгейл тронуло бы, если бы я разрушил Басгиат до основания. Но в ее каменном сердце было место для ее детей. Она уже, как она считала, потеряла одного, и может, потеряв другого, была бы уничтожена. Это хуже, чем умереть самой. Наверное. Не знаю, не мне рассуждать о матерях.

Но я столько раз прокручивал в своей голове этот план мести. И столько же раз не претворял его в действительность. Вэйнитель меня побери, все можно было обставить так, что на меня ничто не укажет. Сколько людей объявили, что нужно избавиться от слабачки Сорренгейл? Да и вряд ли генерал убьет всех меченых. Может, попробует убить меня. Если хватит сил, и я не про печать.

«Да ты редко в чем-то так колебался», - фыркнула Сгаэль. «Что-то не припоминаю за тобой такого раньше».

Мы с Вайоленс кружим друг напротив друга, как в танце, и замечание моей драконицы возвращает меня в реальность. Да почему с этим крошечным генеральским отпрыском все так сложно? Моя рука ни разу не дрогнула, занося меч над королевским отродьем.

Танец с Сорренгейл не такой увлекательный, как с Гарриком, Боди или Имоджен. Тут еще столько работы, боги, она что, правда пришла в этот квадрант, чтобы красиво самоубиться? Чтобы мамашу свою впечатлить, хотя душа рвется к книгам? Да блядь, убьешь тут кого-то, кто на каждом шагу пытается убить себя.

Я задеваю ее вполсилы, ну, это я так думаю, но вэйнитель разберет предел прочности этих ее хрупких костей, связок и суставов. На минуту я правда беспокоюсь — суть-то была в том, чтобы не дать ей угробить себя раньше срока, а не чтобы сделать ее уязвимой для других. Даже руку протягиваю, хотя поверить в мои благородные намерения, равно как и в благородные намерения других кадетов, было бы смертельной ошибкой.

Но все же и Вайоленс оправдывает свое прозвище. Показывает, что все-таки припрятала кинжал в сапоге. Хорошо. А следом не находит ничего лучше, кроме как прыгнуть на меня, а я стою как изваяние, и просто ей это позволяю.

«Ты правда думаешь, что из девчонки будет толк?» -  отозвалась Сгаэль, как никогда скептичная (она немногим лучше думает о большинстве людей). «Забудь о ней. Пусть сама решает свою судьбу».

Может, Сгаэль и права, но сейчас я уже слишком увлекся процессом, поэтому возвожу щиты и сосредотачиваюсь на девчонке без отвлечений.

— Над скоростью нужно еще поработать, - лениво замечаю я, а сам-то недоумеваю, почему испытываю разочарование от того, что почувствовал тепло ее тела на своем всего-то на какие-то жалкие мгновения. —  Можно было не валяться на полу, будто ты прилегла почитать свои книжки, а кинжал лучше метнуть прямо в горло. Не сокращай расстояние без необходимости. Ты всем врагам бросаешься в объятия?

Сорренгейл казалась практически невесомой, и было столько способов стряхнуть ее с себя, покалечив в процессе.

Мне хочется довольно ухмыльнуться, но я не хочу выдать себя. Поэтому молниеносно, прямо как в коридоре, кидаюсь на Сорренгейл, хватаю под бедра, а затем опрокидываю ее на мат, укладывая на него спиной и держа ее руки в захвате над ее головой. Стараюсь, чтобы она была прижата, но не чтобы мой вес стер ей кости в порошок. Заставляю ее упрямую руку выпустить кинжал, и Малек меня побери, на какие-то несколько мгновений просто задерживаю на ней свой взгляд. Ее глаза вроде были светло-карими, но в приглушенном свете магических огней я увидел промелькнувшую голубизну. Я ожидал увидеть в ее глазах ненависть или страх, но не нашел ни того, ни другого. На мгновения так легко забыть, зачем мы вообще здесь собрались.

— И о чем же мы договаривались, Вайоленс? —  мой голос звучит внезапно тихо для привычного бездушного командира, которого она во мне видит. Ее кожа такая невыносима мягкая и нежная, и создана явно не только для того, чтобы всякие остолопы оставляли на ней синяки. Мне хочется осторожно провести пальцами по бархатной коже, зарыться пальцами в ее волосы, вдохнуть полной грудью ее аромат. Это проклятое влечение засело внутри, наверное, еще со времен парапета. Но как-то легче было его отрицать и игнорировать, когда Сорренгейл не была прижата ко мне.

Вместо того, чтобы следовать глупому желанию поцеловать ее, я освободил одну ее руку, ту, что была ближе к кинжалу, согнул ее ногу и подвел к ее груди, чтобы проще было достать еще один кинжал, припрятанный в сапоге. И я очень надеялся, что она не теряла времени даром.