Сквозь треснувшие и помутневшие от грязи окна, закутанных в тяжелые шторы из грубого сукна, проникают лучи морозного заката, превращая пыльные лучи солнца в золотистые клочья, которые с тихим шуршанием оседают на пол из дерева, потерявшего свою первую свежесть. Стены украшают медвежьи шкуры, не позволяющие проникнуть ветрам последнего зимнего месяца в пристанище главаря разбойников. Повсюду на покосившихся от старости полках таится множество артефактов — покраденные картины с изображениями отдалённых земель, посольские реликвии, маски и дивные статуи, что были нажиты непосильным трудом некогда достойнейшим боярским родом. Старые свечи, искажая пространство своими пламенными лепестками, создают игру теней на стенах, словно зовущих к себе на разгадку мотивов, что привели намедни Федора к такому плачевному исходу.

Сколько он уже был здесь? Одну седмицу, две?..

Здесь, в сердце избы, царила ныне атмосфера величия и силы — тяжелый стол с вычурной резьбой, кованые кресла с мягкими подушками из обработанной кожи, и задумчиво тлеющие угли в камине, озаряющие комнату густыми клочьями дыма. — Как думаешь, Феденька, понравилась ли Ивану Васильевичу письмецо, которое я ему отправил? — с насмешкой спрашивает своего пленника сквозь шум пьяной попойки Васька Колычев, откупоривая бутылку водки. Шквал смеха и песен звучал как буря, смешиваясь с треском согревающего хмельные рожи огня. А сам же предатель волком степей излучал неподдельное торжество, — стоило ему обернуться на схваченного опричника, как его очи засверкали горящими искрами, свидетельствуя о его неукротимой ( даже самим царем-батюшкой ) силе и страсти к свободе. Разбойники во власти атамана заплетали пляску своих страстей, подпевая забвению и жадно впиваясь зубами в зажаристую плоть дичи. — А уж подарок мой запомнит он надолго, — проведя подушечкой большого пальца по остальным в какой-то нездоровой, больной полузадумчивости, ухмыляется опальник, наконец к бутыли приложившись, напиваясь в самый что ни на есть настоящий хлам.

Порядком израненный в пытках Басманов, обессиленно прислонившись к холодной стене, будучи прикованным к ней цепью за металлический ошейник, как побитая собака, тянется ладонью до своей груди, на которой не так давно он с гордостью носил букву ' ферт ' из чистого золота, однажды преподнесённую царскому полюбовнику Иоанном в малахитовой шкатулке даром драгоценным. Теперь же ее там не было, будучи зверски сорванной Колычевым и отправленной во дворец в маленьком мешочке вместе с издевательским во всех смыслах посланием о полном государевом бессилии прямо так, даже не потрудившись оттереть ее от крови царского любимца в прямых намеках об уготовленной Федору участи.

Выжил ли Демьян тогда? Ищут ли его сейчас?

— Еще раз спрашиваю тебя, Федор Алексеевич, — серьезничает Василий, невзирая на выпитое. — Расскажешь мне обо всех планах Ивана на войну с крымским ханом? — и, не получив в который раз ответа, будто рот Басманова был зашит наглухо крепкими нитями, встает со своего насиженного места и приблизившись к излишне преданному нынче слуге грозного царя, тянет строптеца за цепь из тени к ломившему от угощений столу. — Ну что, мужички, побудем сегодня князьями да боярами? Послужит пленник наш кравчим, покажет нам свое мастерство?

Пошатываясь и не проронив ни единого слова в ответ, поднимается побледневший, но не лишенный достоинства за все время плена Федор на ноги. Пущай его шея и была скована цепями, однако взор, наполненный упорством и смирением, тщетно стремился к свободе. Несмотря ни на что, он не утратил человеческой гордости. Без всякой на то воли обслуживая разбойничью добычу и вино, ровные движения Басманова были покорны, а принципы — такими же непоколебимыми, готовые противостоять унижению и вынужденному рабству. Поедая свою утроенную трапезу, лихие люди почти не обращали на него внимания, считая его лишь разменной монетой для игрищ с людьми ' из верхов ', предназначенной во все остальное время разве что для их развлечения. Но в гаме между чарками и песнями могло слышаться что-то большее — тихое восстание души, ведомой отблеском испачканной в жире ножа. И вот, мигом схватившись за него, Федор, не посрамив ни отца своего, ни воеводскую честь, наносит удар сначала одному злодею прямо в глаз ( пачкая наконец одежды чужим багрянцем ), после чего, легко перекинув орудие в руку, режет глотку не успевшему опомниться его соседу и с ловким разворотом вонзает взявшемуся за кинжал третьему доходяге прямо в живот. Словно птица, прикованная до сего момента к земле, опричник вдруг расправил перья и пытается взлететь к свету, к своей долгожданной свободе, оставляя за собой шлейф отваги и силы духа, но прерывает этот триумф Василий, не пропивший своих навыков и подоспевший к нему сзади, заключая Басманова в крепкую хватку и приставляя в безмолвном предупреждении к его груди, прямо напротив сердца, остро заточенный клинок.