Tech N9ne, Three 6 mafia — Demons

Есть одна вещь, которую Джинкс не любит больше всего — внезапных и болючих ударов по башке. Она морщится, потирая затылок, и сплёвывает кровавую слюну — прикусила язык. Вместе с этим плевком, по венам расползается тягучая злость и ярость, она же зажигает чуть ли не алыми фарами ее глаза. Прям таки совсем униженная Мальвина грузно вздыхает и вскидывает голову в поисках обидчика.

Все знают, что Джинкс нельзя бить по голове. Это нельзя не потому, что девочек нельзя бить в принципе, нет, Джинкс была именно той девочкой, которой для профилактики можно было бы разок-другой втащить. Что собственно однажды Сейвика и сделала. Джинкс разревелась так, будто она своей механизированной клешней зарядила, нет же! Это был обыкновенный подзатыльник. Пусть и мощный, но все же подзатыльник. Вообще-то там у нее кнопка, которая включает паскудство и злодейство. В тот же день она пожаловалась Силко, показывая на своей плюшевой копии где  его "левая рука" ее трогала. Вот примерно с того дня они друг друга и терпеть не могут.

Джинкс ловко поднимается, в очередной раз ковырнув ногтями землю, и бросается в сторону уже поваленного псионика. Она-то понимает, что сейчас блистает Финн, вколачивая голову этой заразы по самые тектонические плиты, но ей куда обидку деть? Правильно: его распластанные ноги отлично для этого подходят. Она пинает его своей правой, мысленно представляя что это такой хуевый ксилофон. Только ноты не становятся чище, когда она поднимается выше - к бедру. Она слабо замечает, что дышать ей становится сложнее, так как на это уходит добрая половина ее сил, почти не замечает и того, что своей лапке тоже больно делает. В принципе, она уже была в том состоянии, когда бросилась бы на любого, если бы этот любой спросил, в порядке ли она? Очевидно, что нет.

Почти каждый второй пинок сопровождается очень яркими ругательствами за гранью добра и зла, половину из них она только что придумала. Кто знает, сколько бы она так продолжала дубасить, если бы не заметила цель поинтереснее — шестого доходягу, который задумал замахнуться на Финна со спины. Тупо предсмертные потуги псионика хоть как-то спастись. И он явно пробовал свои силы на Джинкс, только вот мозгов в ее голове сейчас не было. Жижа какая-то. Она с рыком бросается в сторону паренька немногим выше своего, впиваясь пальцами в чужие сухие плечи, отстраняя того подальше от удивительной инсталляции "я считаю что тебе надо привыкать к земле". Ей сейчас не нужно было оружие. Джинкс вывозила на адреналине. Врезав ему в солнечное сплетение, она схватила его за волосы, прямо за корни у висков, и заорала в тупого вида лицо. Тот пошатнулся, но не упал; она же, отняв одну руку, стукнула локтем ему по ребрам, а коленом – в пах. Вай ей однажды сказала, что если она будет драться с мальчиком и растеряется – надо бить по яйцам. Запомнила это Джинкс на всю жизнь. Но правда советом этим она зачастую злоупотребляла.

И где-то на этом моменте сила псионика совсем сникла, потому что в глазах бедолаги загорелся слабый огонек сознания. А потом ужаса и боли. Он завопил и вырвался, убегая от ненормальной наутёк, даже не оглядываясь.

— Втопил куда, склипездень еблоухий?! — отчаянным эхом разносится по округе ее вопрос. И, она бы сама побежала его догонять, но свой же громкий голос чуть-чуть вернул ее "в себя". Буквально складываясь пополам, Джинкс тяжело выдыхает, упирая ладони в коленки.

Она боится воды и мужчин. Ровно как под темной глубиной невозможно разглядеть свои ступни, невозможно сразу же увидеть помыслы мужчины. Одно неверное движение - один неверный взгляд - и ты задыхаешься, стремясь к самому дну. Дороти хорошо знала это ощущение. И выучила на всю жизнь, что истинное зло можно ожидать даже от спокойной водной глади. А еще — лучше лишний раз затаиться и задержать дыхание. Иначе красные от удушья глаза закроются навек.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

Когда ей было 5 лет, отец увез ее из Южной Каролины в Техас к тетке на перевоспитание. Он всегда был к ней несправедлив. Жестокий религиозный фанатик, пастор в местной церкви, который до красных мух перед глазами был одержим ее матерью. Но она умерла при родах Дот. И не существует больнее чувства для ребенка, чем то, когда искренне понимаешь, что тебя не любит папа. Он считал, что она «выпила» ее жизнь, а глаза Дороти — небесно голубые, как у падшего ангела — ничто иное, как знак дьявола. И это подтверждало его теорию о том, что он пригрел на груди змею, антихриста. Он просил не смотреть ему в глаза и никогда не разговаривать шёпотом. В конце-концов он мучил ее зубрежкой молитв, едва она научилась читать. На самом деле - не научилась. Добрая монашка учила с ней святыни пословно.  Ей нельзя было плакать. Нельзя было смеяться. Ей было запрещено играть с другими детьми. Малышка развлекала себя тем, что искала причудливые камушки на заднем дворе и разукрашивала их соком выжатых цветов. Она заблуждалась, когда думала, что жизнь с отцом была невыносимой. То, что происходило с ней после жизни у тети - было в разы хуже.

А Дороти всего-навсего хотела жить. Пусть и без любви, но хотя бы без боли.

Не прошло и недели после ее приезда в маленькое поселение под Техасом, как случился Великий ураган Галвестон, который стер с лица земли более восьми тысяч жизней. Ее отец погиб, тетка - тоже, а ее наши в щели между рухнувших стен. Единственную выжившую среди сотен трупов. Она даже не плакала. И ее детский мозг связал два и два: она ведь молилась, чтобы бог наказал отца, за то, что он ее бросает. Но, видимо, в ней было столько боли и отчаяния, что бог решил уничтожить вокруг и все остальное. Детей и женщин, и их неверных мужей. Разрушенные плантации, сгоревшая церковь, истерзанная до костей людская кожа — ее голубые глаза скользили по всему этому спокойно и умиротворенно, словно по строчкам Библии. Она покидала это место впервые с чувством, близкому к счастью. Как будто освободилась. Как будто поняла про себя что-то, что невозможно выразить словами. Бог есть. И он ее слушается. Дот перестала бояться смотреть людям в глаза. Но ненадолго.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

Ее отправили в Луизиану, в Приют Святой Магдалены. Девочки оттуда совсем не были похожи на нее: они смешливые и радостные, но до первого вскрика сестры Агаты. Она напоминала чем-то ее тетку: сухая, высокая и злющая как тухлая мурена. Дороти решила проверить свою теорию: когда ей становится очень больно, бог карает обидчика. Она намеренно без страха смотрела ей в глаза, не слушалась и все делала наоборот, так что бледное лицо сестры Агаты становилось похоже на отблеск форели в ясный день. Но в ответ ее лупили розгами из розового куста. Шипы впивались в ее спину, рисуя кровавыми узорами ее великое заблуждение. Агата не умирала. Агата становилась злее и наглее. А Дот пыталась вспомнить, где оступилась. Может быть, в восемь лет? Когда она солгала, что видит лик Девы Марии, чтобы выпросить лишний кусок хлеба? Или когда ее впервые пороли и после третьего удара она сказала, что видит свою мертвую мать, которая умоляет Агату остановиться? Вранье не работало. Но это пока. В конце-концов, Дороти придет к тому, что перестанет верить в бога, а только в свою ложь.

Десять лет в приюте пролетели как десять дней. Маленькие девочки выросли в зашуганных и злых мышей, обреченных на одиночество. Но не Дот. Она приспособилась. Теперь, она стала той, кому лучше не попадаться на глаза, если ты задумала тихонько улизнуть в город или стащить табак у охранника — не сомневайся, Агата узнает об этом уже через пять минут. Теперь она стукачка и сучка Агаты. Когда руки сестры-настоятельницы уставали наказывать провинившихся, ее подменяла Дот.

Только вот Дот было тошно от самой себя. Когда она косилась на сестру Агату, пока та плевалась кипящей слюной, то понимала, что видит будущее отражение. Если не убежит сейчас - станет такой же как она. Почему она вообще стала ей помогать? Потому что в противном случае, ее, как и других девочек, мучил бы местный проповедник. Об этом было не принято говорить, но об этом были в курсе все. Между розгами и мужским пороком она выбрала для себя наименьшее.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

Пройдет еще десять лет, прежде чем Дот Блэйк превратится в Эстель — стремительно набирающего известность медиума в Чикаго. Она сбежала из приюта, устроив напоследок пожар в церквушке. Говорили, что сгорели все сестры и тот самый проповедник. Дороти бы с удовольствием посмотрела на истлевшие монашеские рясы, которые прилипли к обугленной коже преступниц - монашек, что молчали все эти годы, но она уже была очень далеко. И новая глава ее жизни нравилась ей больше всего. Потому что преследующая ее религия осталась за ее костлявой спиной.

А в то время многие перестали верить в бога. Миллионы солдат погибли в семнадцатом году в проклятом Мёз-Аргонском наступлении. А Дороти как раз прибилась к бродячему цирку —  рассаднику гадалок и шарлатанов. Спиритические сеансы только начинали набирать популярность и она смекнула, что гулять по канату, растянутому на высоте, от которой мутило, не так уж и безопасно. Дот была иголочкой-тростинкой, которая всегда порхала по шершавым выступам крепкой плетенки, но однажды оступилась, переломав себе ноги и пару позвонков. И теперь она обречена всю жизнь ходить с тростью. Ее это мало расстроило, наоборот, это отлично работало на публику. Уж что она успела выучить, так это то, что если постараться, то люди будут видеть в ней только то, что она сама захочет.

Так уж вышло, что за свою короткую жизнь, девчонка успела знатно потаскаться. Если сказать не истаскаться... Она даже некоторое время жила с бутлегером. Правда, и он был помешан на боге. Хотя, ему бы больше подошло служение дьяволу. Он клялся, что заберет ее на свою родину - в Новый Орлеан, чтобы показать как цветут магнолии. Потому что они пахнут точно так же, как ее кожа после боли. Он никогда ее не трахал, лишь изводил, заставляя Дот повторять, что она - его испорченная литургия. Но однажды он почти дошел до конца и чуть не придушил нашу ясноглазку. Тогда Дороти снова увидела отражение - на сей раз себя в треснутом зеркале, к которому минутой ранее ее хорошенько приложили затылком. Она поняла: если не сбежит сейчас, то когда нибудь он ее точно убьет. Пришлось стать хитрее и умнее... Потом уже был бродячий цирк и то судьбоносное падение.

Она выучила много фокусов, она научилась красиво лгать. Годы жизни в ненависти обучили ее читать людей как книгу. Это красивая смесь, если учесть то, как Дороти выглядела. Маленькая, худенькая и на вид почти прозрачная, с невыносимо пронзительными лазурными глазами. Если ты мать, потерявшая своего сына на поле брани, у тебя нет шансов не поверить такой сияющей нежности. Как Эстель может обманывать? Еще как может.

Дот не было стыдно за свою ложь, она давала уничтоженным горем людям надежду.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

Особняк на Прери-авеню пропах скорбью и дорогим коньяком, это ощущалось даже с улицы. Фамильное гнездо Вандербильдов пришло в заметное запустение, если судить по их саду. Но внутри они старались сохранить хотя бы подобие жизни. Стены были обтянуты шелковыми зелеными обоями. Очень по-европейски, ведь темно-зеленый — цвет траура. Изабель Вандербильд год назад схоронила своего мужа. Он был старше ее на двадцать лет и весть о возможной смерти сына в 1918 году сильно его подкосила. Сама же она ударилась с тех пор в окультное. И не счесть сколько денег спустила на всевозможные сеансы и встречи с шаманами, чтобы хоть зацепиться за ускользающий в памяти портрет своего сына. Никто уже не был против, все относились с пониманием. Кроме того, женщина была с большими связями и в новом бомонде Чикаго занимала далеко не последнее место. Из самого очевидного: у нее была невестка, известная актриса немного кино, Лилиан Дюран. А сама Изабель спонсировала фильмы с ее участием.

Дот стояла посреди огромной залы, в которой неспешно, точно лотосы на реке, туда-сюда колыхались люди, шурша шелком платьев и фланелем костюмов. Она впервые волновалась, пусть и встретили ее здесь очень радушно — с такими людьми она работала впервые. И глядя на всю роскошь вокруг, она понимала, что денег за этот сеанс ей хватит, чтобы наконец сбежать в Европу. В Париж. Ее старая знакомица часто говаривала, что если не видел Париж - не видел жизни.

Пока еще пришли не все и Дот могла позволить себе лучше присмотреться к обстановке. Точнее к лицам. По большей части публика была расслаблена и весела — это нормальное явление на спиритических сеансах; сложнее было бы, если бы они действительно скорбели, а не пришли ради зрелища. Даже его невеста смеялась. Дот не осуждала ее: окажись она в подобной ситуации, тоже бы "присосалась" к скорбящей и богатой матери. Сама же Дот хорошо, как ей казалось, подготовилась — перерыла старые архивы, узнала все, что было на данный момент известно: лейтенант Эдгар Вандербильд погиб предположительно в Аргонне, но более пяти лет считался пропавшим без вести. То есть, только последний год чета Вандербильдов живет с мыслью о том, что их сын и жених точно никогда не вернется домой. Его портрет стоял на старом рояле Stoddart — красивый молодой человек, которому сейчас ему могло бы исполнится около тридцати.

Дороти уже знала как будет строить свой спектакль. Таким как Изабель и Лилиан хотелось бы услышать, что Эдгар погиб как герой. Именно это она им и скажет. Откуда ей было знать, что на самом деле Эдагр был на поле боя всего несколько раз, словил пулю и долгое время мариновался в госпитале, пока там же и не скончался? Он не был храбрецом. Он был просто обычным парнем, который хотел скорее вернуться к любимой.

Дот поправила свою белую лису на шее, которая отлично скрывала мерзкий шрам на груди. Та самая выжженная крестом печать, которую поставил однажды отец в очередной безумном порыве. Очевидно, никто не догадывался и о том, что под красивым белым платьем Дороти скрывала перештопанное дешёвое нижнее белье, и что туфли эти были на размер больше. Все внимание было приковано к ее невозможно голубым глазам и резной трости из красного дерева.

Взгляд девушки наткнулся на новую фигуру. Высокий мужчина, которого встретили с особым вниманием мать и невеста. Дороти напряглась из всех сил, стараясь услышать обрывки их фраз. Он был одет как военный и это заставило ее внутренне сжаться.

— Это подождёт немного, дорогой. Как же мы рады тебя видеть! — щебетала Изабель, крепко сжимая грубую руку своими тонкими пальцами в перчатках. И Дот услышала только его имя, но не цель его визита. Мерзкое предчувствие скрутило живот. Сеанс должен был начаться совсем скоро, она лишь ждала знак от Изабель.

Он двигался медленно и ленно, но с лицом полного разочарования в готовящемся фарсе. Это нехорошо... Дот решила подойти и прощупать почву. Она зашагала за ним, почти бесслышно в этом звоне смеха и бокалов. И оказалась на веранде, где уже сразу обозначила свое существование негромким стуком трости. В голове спешили мысли, они пульсировали остро, как тронутые ветром могильные сорняки, плюющиеся семенами. Если не удастся впечатлить его сейчас - считай все пропало.

— Я вас вовсе не преследую, — сказала она в чужую спину и в голосе ее можно было услышать тень улыбки.

Как только он развернулся, взгляд девушки смело скользнул по чужим чертам и остановился на светлых глазах.

— Это ведь вы "идущий по пятам"? — спросила она, элегантно оперев локоть на трость и улыбнувшись до зубов.

Кто угодно бы подумал, что Дот (то есть Эстель), говорит загадками сумасшедшей. Но многие так же знали значение имени Джеймс. Никто иной, кто следует за кем-то.