Шторм рвёт нутро, больше не выбивает из седла,  ставшего во мгновение ока скользким,  не для боя, но проникает под рёбра, выстуживает всё тепло изнутри. Месть должна быть другой, чтобы враг терял надежду,  местью нужно отнимать самое важное: мыском сапога надавливая на вражье горло - не убить,  но мучить. Он хотел увидеть животный страх в глазах шлюхиного сученка, но он не собирался его убивать. По крайней мере не так и не в момент, когда брат едва примерил корону.

Так ли?  Его собственные эмоции,  они о другом. Он желал скормить Вхагар каждого ублюдка Рейниры, он не хотел и не хочет прощать,  он не хотел и не хочет играть с полудохлой мышью. Вхагар понимала своего всадника, она, пережившая не одного короля, знает Эймонда лучше,  чем он себя. В Королевскую Гавань он летел припав лбом к драконьей шее, горячая чешуя согревала промёрзшего до костей от неумолимого шторма принца, мокрая одежда прилипала к телу как щупальца мифического спрута, который по приданиям водится в Дымном Море. Весь его разум молчал, словно в одночасье пропали все мысли, желания – это являлось слабостью, которую он мог допустить только в небе, даже в объятиях сестры Эймонд думал о том, чтобы никто не посмел причинить ей вред, ни одна крыса, которых она страшится. И крысы эти имели обличье людей в замке, шепчущих крамолу заговорщиков, предателей верных шлюхе. И пока не приблизилась земля, Эймонд позволил себе забыться, до онемения сжимая удильные ремни Вхагар, как якорь. В отчаянной слабости Эймонда может почувствовать только существо, способное его уничтожить одним выдохом, но покорившееся когда-то его воле.

Красный Замок молчит кода Эймонд прибывает из Штормового Предела. Договор с Борросом Баратеоном заключён, эта та необходимая цена, которую обязан внести Эймонд, его брат женат, Дейрон ещё слишком юн, а Эймонд прибавит дом Баратеонов к вотчине Таргариенов, связав из верностью, как короли до него. Правда верность Борроса продаётся на дары под юбками его дочерей и это Эймонд непременно передаст Малому Совету. И если у его невесты разума больше чем у её отца, то она уговорит борова дать королю Эйгону Второму сталь и людей.

А понадобится это очень скоро, раз Рейнира так неосмотрительно послала своего сына за скорой смертью.

Гибель Люцериуса омрачила сделку со Штормовым Пределом непоправимыми последствиями: несмотря на пат, который Малый Совет организовал Рейнире, теперь, вне всякий сомнений, война больше не будет тихой, несущейся на бумаге в клювах воронов. И Эймонд стал первопричиной этого – последствия за который он готов был ответить не оправдываясь. Он видел разочарование в глазах деда, мать ему в глаза не смотрела, брат же заступился, создав из гибели дракона и всадника лжекоролевы повод для радости. Эймонд отказался принимать участие на пиру, потому что он представлял себе начало войны иначе, не глупой случайностью. Первая кровь на его руках – кровь жалкого щенка, который был запуган в бушующем ветре. Лучше бы он оставил его калекой, как обещал, как желал сделать нагнав, чтобы с лихвой вернуть давний долг. Или же принести к ногам матери меч защитника шлюхи. Люк – ничто. Его отчим, вот настоящий противник, кому Эймонд желает быть равным.

- Мать-Королева желает видеть вас, Ваше Высочество, – слуга кланяется низко, помня строгий наказ не входить в его покои без стука. От Эймонда пахнет благовониями Шелковой Улицы, потому что он не мог пить вино вместе с братом, так словно смерть мальчишки - это сожравший всё живое пожар на Драконьем Камне. Он не смел смотреть в глаза сестре, покой которой он клялся охранять, но принёс кровавую жертву войны на порог её спальни.

Он входит в покои матери тихо, как в храм, которым и была теперь эта комната, фрески валирийского наследия тщательно закрашены и укрыты гобеленами, сохранявшими крохи тепла, от свечей исходил запах септы, дурманящий, неприятный. Она молилась? Едва ли за отпрыска Рейниры. Мать-Королева, воздевшая корону на голову своего старшего сына ждала мудрых решений от среднего. Ему всю жизнь о том твердили, приводя примером беспутность брата.

- На Малом Совете ты не дала мне голоса, – он не приветствует, не упрекает, но в глубине себя зол. Словно он совершил грех больший, чем Рейнира, возомнившая что посадит на Железный Трон ублюдков. И отец почивал это её желание, возвышал грязную кровь в глазах двора, когда как каждый слышал и знал правду. От мужа мужеложца не может родится наследник престола. Рейнира украла у них любовь Визериса обманом.

Он остановился в нескольких шагах от неё, хрупкой, статной женщины, которая пошла против воли глупца-мужа, называть Визериса Мирного, Визериса Слепого, королём и отцом невозможно и горько.