Мир опрокидывается в бешеном вихре дерева, железа и собственного крика, заглушенного грохотом падающей кареты. Удар о стенку  отдается острой болью в плече, но боль эта мгновенно тонет в парализующем ужасе. Карета заваливается на бок, и ее заносит, она скользит по снегу, прежде чем с жутким скрежетом останавливается, перекосившись и потеряв колесо.  Аннет, брошенная силой удара на Катарину, вскрикивает, ее пальцы впиваются в рукав королевы.

— Ваше Величество! — ее шепот полон животного страха.

Снаружи царит хаос - крики мужских голосов, грубые, незнакомые, топот копыт по утоптанному снегу, короткие. почти лающие команды.  Катари видит только тени, приближающиеся к опрокинутой карете. Трое. Фигуры в поношенной одежде, лица скрыты платками. Цель очевидна. Не грабеж - убийство или плен. Оба варианта плохи.

Аннет, поддавшись панике, рвется к деформированной дверце, отчаянно толкая ее и вылезая наружу.

— Стойте! — ее голос, обычно тихий, вырывается пронзительным, истеричным визгом. — Это Королева! Вы не смеете! Это Ее Величество Катарина Оллар!

"Дура" - вяло думает Катарина. - "Так еще хуже, это же не Люди Че..." - но мысль обрывается, что-то неприятное, какая-то тень сомнения копошится на краю сознания, несмотря на ужас.
Катарина видит, как глаза ближайшего бандита – узкие, жестокие щелочки над платком – сужаются еще больше. Не в страхе. В изумлении?

— Молчи, стерва! — рычит другой, ближе. Его рука с ножом скользит к горлу Аннет.

Катарина не видит удара. Она слышит лишь короткий, влажный хрип, прерванный на самой высокой ноте. Видит, как Аннет замирает, широко раскрыв глаза – в них отражается серое небо, снег и ее собственное, бледное от ужаса лицо. Потом служанка падает беззвучно, внутрь, как скошенный цветок, теплая алая струя бьет из ее горла, заливая синий подол платья Катарины и белый снег у развороченного окна кареты. Запах меди становится удушающим, смешиваясь с вонью от бандитов и свежестью влажного снега.

Время останавливается. Грохот битвы где-то вдалеке, крики Алвы – все это превращается в глухой фон. Перед ней только этот человек. Тот, что убил Аннет. Он наклоняется, чтобы схватить ее за руку, его дыхание пахнет луком и табаком, глаза сверкают азартом охотника, нашедшего дичь.

И тогда ярость поднимается из самой глубины ее существа. Белая, чистая, ослепительная. Не страх за себя – ярость за безгласную Аннет, за украденную свободу, за всю эту бесконечную игр, которая привела ее сюда. Ее рука инстинктивно взметыватся к правому плечу, к холодному металлу и камню, впившемуся в ткань плаща. Сапфировая фибула. Подарок врага. Знак. Теперь – оружие.

Она вырывает ее из ткани с силой, рвущей нити. Драгоценный сапфир блестит безучастно. Но ее пальцы сжимают не камень, а длинную, острую, как игла, булавку-застежку.

Бандит не успевает понять. Его взгляд еще полон тупой уверенности, когда ее рука вонзает острие фибулы ему в шею.

Не крик. Хриплый, булькающий выдох. Его глаза – теперь уже не жестокие, а просто огромные, круглые, полные абсолютного непонимания – встречаются с ее взглядом. Он хватается за шею, где торчит драгоценный шип, из-под пальцев хлещет теплая, липкая кровь. Он кашляет, захлебываясь собственной жизнью, и заваливается в сторону, его тело перегораживает выход.

Запах крови теперь невыносим. Он висит в воздухе, густой и сладковато-тошнотворный. Катарина отшатывается, прижимаясь спиной к холодной стенке кареты. Фибула все еще зажата в ее кулаке, острие красное от крови. Руки дрожат, а в ушах стоит звон. Она смотрит на свои пальцы, на кровь Аннет на платье, на кровь убитого ею человека. Никакого триумфа. Только пустота.

Рокэ не изменился в лице. Как всегда бледное, не в пример собравшихся вокруг южанам, на лице Ворона не было ни одной эмоции. Ни радостной, ни печальной, ни разозлённой или растерянной. Совершенно не читаемый, словно весь вид его, будь то мимика или жестикуляция никак не зависели от его мыслей и чувств. Которые, при таком раскладе невозможно было распознать или понять, были ли они вообще.
Только глаза - пронзительно синие, сосредоточенные, вонзались в каждую фигуру, одну за одной, словно ожидая дальнейших слов, действий, просматривая до самой подноготной. Пройдясь сапфировым взглядом по каждому из кэналлийских капитанов, Рокэ остановился на Дьегарроне. На генерала смотрели те же пусть и синие, но Вороновы глаза - без эмоций и чувств. 

- Чем меньше женщина знает, тем лучше она спит, генерал, - красивый, спокойный и совершенно ровный голос. - А то, что знает Королева, неведомо никому. Наше дело - Война, - Алва снова склонился над картами. К замку ведёт несколько дорог. Кое-какие сейчас запружены, а в иных местах наверняка образовались ответвления. - Дор Тозачини, сколько противников вы убили на дуэлях?

Кэналлиец уставился на Маршала, не сразу найдясь, что ответить. Разговор, кажется, вёлся о другом, да и в мыслях были совсем не личные поединки. Рокэ не смотрел на капитана пикинеров, да и вопрос был задан в духе «между прочим». Так казалось. Но то, что казалось с Кэналлийским Вороном никогда не оказывалось правдой.

- Пятерых, - Чезаре постарался произнести это как можно более твёрдо.

- Неплохо, - синие глаза скользнули по капитану и вновь вернулись к картам. - Значит, вам известно, с какой целью дуэлянты выбирают оружие и место.

Это не вопрос. На лице Тозачини нет улыбки, но и решительность как будто немного поубавилась. Словно в бокал с кэналлийским плеснули воды. Энцо Санторо непонимающе смотрит то на него, то на Дьегаррона, обходя синеглазый взгляд.

- С тем, чтобы одержать победу, - стараясь держать лицо, ответил капитан.

- Верно, - Маршал выпрямился, глядя ему в глаза. От пронзительности этого взгляда хотелось скрыться. - Когда поединок неизбежен, лучше провести его на своих условиях. А если враг считает, что выбор сделал именно он, это ещё прекраснее. Капитан Фаваре, - вороновы глаза скользят на следующую фигуру, - ваши люди должны держать местность под контролем, особенно в окрестностях дорог. Здесь, здесь и здесь, - обманчиво изящные руки указали три точки на карте, - природа позволяет поиграть её ресурсами. Изучите их. Возможно, что-то да пригодится. И не перекрывайте дорог. Пусть Враг думает, что свободен в выборе. Дор Санторо, - на очереди следующий; синие глаза почти кажутся приветливыми. - Чтобы узнать человека получше, нужно позволить ему быть самим собой. А если перед вами игрок, то лучше ему думать, что у него на руках все козыри. Когда он раскроет их, вы точно будете знать, как, куда и когда бить. За вами, - Ворон сделал паузу, переводя взгляд на Тозачини, давая понять, что имеет ввиду и его тоже, - и за вами, капитан, замковая территория. А за вами, генерал, - взгляд снова скользнул к Хорхе и теперь, наконец, приобрёл хитрый, почти коварный оттенок, - личная охрана Её Величества. Развлекать гостей нужно столько, пока они не проявят свой потенциал. Мне нужно знать, кто эти люди, насколько умелы, сколько их будет и каковы будут их действия. Вам нужно позволить им войти и выйти с добычей, чтобы узнать, куда и кому они попробуют её передать. И вот тогда ловушка захлопнется.

Рокэ неотрывно смотрел в тёмные глаза Дьегаррона. В сапфировом взгляде плясали недобрые, но вполне весёлые огни. Такие Хорхе уже приходилось видеть, ещё у юного маркиза Алвасете, всегда атакующего там, где остальные ждали.

- Господа, предлагаю начать необходимые приготовления, - он снова глянул на собравшихся капитанов. - Замок Аверон в вашем распоряжении.

Если бы здесь вместо него был соберано Алваро, он бы неизменно произнёс ледяное «это всё, вы свободны». Но его младший сын был многим доброжелательнее знаменитого отца.

Когда трое капитанов покинули зал и двери за ними закрылись, Рокэ скрестил руки на груди и, с усмешкой глядя на Дьегаррона, произнёс:

- Кажется, ты хочешь мне что-то сказать.